Голубые глаза с необычным зеленоватым отливом и волосы цвета спелой пшеницы хорошо оттеняли эффектный бронзово-смуглый загар. Черты лица незнакомца понравились Бронвис, напомнив красивые статуи древних героев, рожденных фантазией скульпторов. А вот наряд удивил. Одежда Норта из шкур с оторочкою из меха Бера смущала. “Платье простого охотника, а вот отделка достойна Властителя!” — сразу подумала Бронвис.
Она вполне оценила высокий рост посетителя и крепость мускулов, но Норт не взволновал ее. Что-то в нем было такое, что сразу гасило желание. Подумав, Бронвис решила, что тело вошедшего, как и лицо, были молоды. А голубые глаза-самоцветы были намного старше физической плоти.
Контраст поневоле гасил интерес, настораживал Бронвис и очень смущал, как и то, что пришелец был без меча. Нож с сияющим камнем годился для столкновенья с лесным зверем, но не помог бы в сражении с вооруженным противником. Плащ на меху и мешок довершали наряд незнакомца.
Встав и повернувшись к гостям, Хейд сказал:
— Представляю вам Норта, Хранителя из Гальдорхейма!
Гость склонил голову. В жесте не было вызова или подобострастия. Бронвис вдруг поняла, что Норт бы точно так же держался с Властителем. “Или с последним из нищих, попросившим Хранителя дать кусок хлеба,” — мелькнуло у нее в голове. Бронвис быстро взглянула на Вальгерда. Он тоже был озадачен негаданной встречей.
Положив мешок и сбросив плащ, Норт прошел к очагу, а потом, повернувшись к брату с сестрой, улыбнулся им:
— Я понимаю, что вам будет трудно принять Гальдорхейм. Он совсем не похож на столицу. Нужно время, чтобы его полюбить.
Голос Норта был низким и звучным. “Фигляр!” — хотел сказать ему Вальгерд, но промолчал. Беспредельная наглость на миг изменила Вальгерду, в присутствии Норта ему стало холодно и неуютно.
С Хранителем заговорила именно Бронвис. Она улыбнулась с кокетством и вызовом (странная смесь женских чар и надменности Бронвис в Лонгрофте сводила с ума всех мужчин):
— Любить ваш Гальдорхейм могут лишь дикари, ничего не видавшие в жизни! Вас здесь называют Хранителем? А почему? Что вы здесь охраняете?
Речь позабавила Норта.
— Жизнь, — мягко ответил он Бронвис.
— Жизнь? Я погибаю… От скуки! Хейд нам говорил, что вы часто поете. Вы будете петь? Для меня?
— Почему бы и нет, если песня способна помочь возродить в сердце то, что годами стремились убить? — спросил Норт, и ей вдруг стало как-то тревожно.
Взяв мешок, Норт достал инструмент и коснулся натянутых струн.
— Раскололась Луна, затонул древний Ливггард… — запел Норт. — Гальдор покрыл снег… Мы забыли, кто мы и откуда пришли… Мы забыли, кто нас принял… Но мы храним в своем сердце любовь… И пока мы способны любить, Гальдорхейм не погибнет… Он вновь возродит синеглазых лесянок! Придет к тебе в дом фетч… Скользнет Белой Рысью в серебряной шкуре… Взовьется сверкающим снегом… Взлетит белым цветом весенних деревьев… Не трогай его! Не смей его гнать!
— Что за чушь?! — пронеслось в мозгу Бронвис. — В столице ни один менестрель не посмел бы запеть о каком-то там фетче, о нечисти!
Но незнакомый мотив подчинял. Чувство гнева и страха сменилось неясным теплом, вдруг возникшим в груди. Голос Норта будил в сердце Бронвис неведомый вихрь, заставлявший забыть обо всем, увлекавший в бездонную пропасть.
— Не важно, Огонь или нежность скрывает ее роковой синий взгляд… Мы не знаем, откуда она, где ее дом… Но мы никогда не обидим пришедшую из леса… Если лесянки живут меж людьми, Солнце будет светить, Нежить скроется, Дух не вернется из Магмы…
Наверное, Бронвис должна была впрямь оскорбиться, что Норт прославляет какую-то погань из леса. Потом, вспоминая “проклятую песню”, она пожалеет, что ей поддалась, но сейчас Бронвис вдруг позабыла про все. Голос Норта жил сам по себе, вне конкретного тела, будя в душе Бронвис неведомо что.