Пропуски. По просьбе некоторых супругов и людей, состоящих между собою в близких отношениях, автор выпустил некоторые отличные эротические сцены. Также он убрал удивительный и на сто процентов правдивый эпизод с участием большинства главных героев этой книги и одного кита. И вообще, в настоящем издании опущен целый ряд фраз, абзацев и отрывков.
Например:
С. 36
Мы лежим, и остается лишь несколько часов (тянущихся, впрочем, долго), в течение которых будут спать Бет, и Тоф, и моя мать. Я бóльшую часть этого времени бодрствую. Я люблю темноту ночи, особенно время между двенадцатью и половиной пятого, когда вокруг царит пустота, когда потолки твердеют и уходят вверх. Тогда, пока остальные спят, я могу дышать, думать, в какой-то мере могу даже останавливать ход часов так, чтобы давняя моя мечта кропотливо трудиться ради тех, кто находится в глубоком забытьи, подобно тому как эльфы мастерят туфельки для детей, пока те спят.
Лежа, вымокший до нитки, в этой янтарного цвета комнате, я думаю, удастся ли мне задремать под утро. Мне кажется, удастся. Мне кажется, я смогу поспать, скажем, часов с пяти до десяти, пока не появятся, чтобы прибраться, медсестры. Так что сейчас можно и пободрствовать.
И все же этот диван с хлипким матрасом убивает меня. Металлическая перекладина впивается мне в спину, давит на хребет, прямо-таки размалывает его. Тоф ворочается, брыкается. А с противоположной стороны комнаты доносится ее неровное дыхание.
С. 124
Как все это вынести? Биллу нужно по каким-то делам, мы с ним и с Тофом едем на машине по мосту через залив Сан-Франциско и говорим про биржевые операции. Про то, что, проведя выходные на Манхэттене с Биллом и двумя его приятелями-брокерами, Тоф тоже захотел стать брокером. Билл, узнав об этом, страшно возбуждается, хочет купить ему пару подтяжек, карманный биржевой тикер
«Мы подумали, что Тоф с его талантом к математике и всему такому может сделать на этом поприще блестящую карьеру»
Я едва не вылетел из машины и не упал с моста.
С. 197
Почему леса?
Понимаете, мне нравятся строительные леса. Мне нравятся строительные леса не меньше, чем само строительство. Особенно если эти леса красивы. В своем роде, конечно.
С. 207
Алкоголизм и ощущение смерти делают человека всеядным, одновременно беззаботным и пугливым, аморальным, несчастным.
Ты действительно в это веришь?
Иногда. Конечно. Нет. Да.
С. 216
Еще в школе я нарисовал целую серию портретов членов нашей семьи. Первый Тофа, с фотографии, которую сам же и сделал. По заданию ради точности следовало разделить изображение на клетки, так что картина, выполненная темперой, получилась то что надо. В результате он на ней как живой. Чего нельзя сказать об остальных ведь их фотографий, разделенных на клетки, у меня не имелось. Я нарисовал Билла, но выражение лица получилось слишком наряженным, глаза слишком темными, волосы взлохмаченными, как у Цезаря, но совершенно не как у брата. Портрет Бет, выполненный со снимка, где она в выпускном платье, тоже не получился кроваво-красная кожа на фоне розовой тафты; его я отбросил сразу. На старом диапозитиве мамы и папы они в пасмурный день сидят в лодке. Бóльшую часть снимка занимает мама, она смотрит в объектив, а отец выглядывает из-за ее плеча; он сидит в центре лодки, не подозревая или только делая вид, что не подозревает, о съемке. Рисунок, сделанный с этого диапозитива, я тоже забраковал никакого сходства. Всякий раз, когда мои творения попадались на глаза кому-нибудь из родственников, они брезгливо отводили взгляд. Билл, тот вообще пришел в ярость, увидев свой портрет в публичной библиотеке. «Это вообще законно? воззвал он к отцу-юристу. Что он намалевал? Я здесь сущее чудовище!» И он был прав. Действительно чудовище. Так что, когда на первом курсе Рики Сторр попросил меня нарисовать портрет его отца, я заколебался ведь меня постоянно мучила неспособность изобразить человека, не искажая черт его лица. Все получалось как-то неловко, бездарно. И все же я уступил Рики из уважения. Даже испытал волнение от оказанной мне чести написать портрет его отца на память. Короче, Рики принес мне черно-белую фотографию с каких-то документов, и я взялся за дело. Изо дня в день, целыми неделями, наносил мазок за мазком. В конце концов работа была окончена, и, на мой взгляд, сходство портрета с оригиналом отрицать было невозможно. Я сказал Рики, что дело сделано, и пригласил его в университетскую мастерскую. В тот день он пообедал рано и вскоре был на месте. Я повернул рисунок, сияя и ожидая, как сейчас мы оба расцветем от счастья.