Один строитель проверял ее и сказал, что, хотя она висела достаточно много лет, все же была еще прочно закреплена. А если вы подумали об убийстве, то никто не мог ее уронить. Она просто висела на большом крюке, закрепленном на прочной балке, и никто не мог их испортить. Могло произойти только одно, и дальнейшие события подтвердили это.
На нижней части люстры были обнаружены отпечатки пальцев обеих рук дворецкого. Да, он был высокого роста, но, даже стоя на стуле и вытянув руки вверх, не смог бы дотянуться до люстры.
Впрочем, скорее всего, именно это он и попытался сделать: забрался на стул, подпрыгнул, ухватился за нижнюю часть люстры. Затем, вероятно (судя по образовавшейся дыре в балке), стал энергично раскачиваться, как на трапеции, до тех пор, пока под тяжестью его веса люстра не вывалилась из потолка и…
— Вот это да! — воскликнул искусствовед.
В баре раздался такой взрыв хохота, что оглянулись даже люди из самых дальних уголков салона. Виной тому был сам рассказчик: не крайне серьезное выражение его лица, а яркое, интересное повествование, заставившее всех представить картину: хилый восьмидесятилетний старик, словно утенок Дональд, весело раскачивается взад и вперед на люстре. Как тут удержаться от смеха!
Рассказчик побагровел от возмущения:
— Вы мне не верите?!
— Нет! — в один голос ответили мы.
— Тогда почему бы вам самим не проверить это? Давайте попробуйте! Убедитесь сами!
Издатель призвал всех к тишине и мягким, успокаивающим тоном, каким обычно разговаривают со слабоумными, возразил:
— Послушай, старик, может, дворецкий был ненормальным?
— Нет.
— Тогда почему он это сделал?
— Эх! — мрачно произнес молодой человек и, допив джин, с грохотом поставил стакан на стойку бара. — В том-то и дело — хоть бы кто-нибудь из вас был так любезен объяснить мне это. Он поступил именно так. Только почему?
Его тирада немного привела нас в чувство — не стоит отрицать, что рассказ несколько всех взволновал.
— Чушь какая-то! — высказался первым искусствовед.
— И вовсе не чушь, а истинная правда. Раскуроченное дерево в дыре балки, откуда вывалился крюк (как отметил коронер на дознании), безусловно свидетельствовало о том, что прежде чем люстра упала, дворецкий раскачивался на ней.
— Но почему?
— Именно об этом я вас и спрашиваю.
— В любом случае, — заметил прозаик, — это — не аргумент. При чем тут призрак? То, что старый слуга подпрыгнул и стал раскачиваться на люстре, еще не доказывает, что в доме есть призраки, не так ли?
Рассказчик выпрямился во весь рост.
— Мне стало известно, — он сделал акцент на слове «известно», — что в доме действительно есть призраки. Я знаю кое-кого, кто провел там несколько ночей и видел их собственными глазами.
— Кто это?
— Мой отец.
Наступило неловкое молчание, затем кто-то кашлянул — никто же не станет из приличия вести себя глупо и говорить парню, что его старик лжет.
— Ваш отец видел в «Лонгвуд-Хаус» призрака?
— Нет, но на него прыгнул стул.
— Что?
— Большой деревянный чертов стул! — воскликнул юноша, отчаянно жестикулируя, словно пытаясь изобразить размеры какого-то предмета. — Такой старинный стул… Он прыгнул на него: просто отошел от стены и прыгнул. — Заметив скептицизм в глазах окружающих, наш серьезный юморист пронзительно закричал: — Я знаю, что это правда! Он сам мне рассказывал! Вам смешно?! А что бы вы делали, если бы какой-нибудь чертов большой деревянный стул отошел от стены и прыгнул на вас?
— Встал и бился бы насмерть, — попытался сострить художник-график, — или поискал веревки, привязанные к стулу… Ну все, с меня довольно!
— Не было там никаких веревок! — заорал рассказчик. — Свет был включен, и отец…
— Ш-ш-ш… Спокойно, не волнуйся. Что ты пьешь?
— Розовый джин.