Его командир...
Оставшихся пленников они расстреляли позже и уже сами.
Их нагрузили вещами и продуктами и погнали в середине колонны. Но солдаты с трудом выдерживали заданный темп, не поспевая за боевиками. Их несколько раз били, заставляя идти быстрее, что вначале помогало. Но потом один ослаб окончательно, настолько, что не мог уже подняться под грузом. Его поставили на колени и, заведя под грудь нож, перерезали горло. Как барану.
Последний пленник, видя расправу, смог пройти еще двадцать километров...
Степан не отставал, он шел как все, потому что шел почти налегке. На этот раз «вьючным животным» выпало быть не ему. Пистолет у него так и не забрали. Пистолет остался при нем.
Ему поверили, он стал — своим. Стал — одним из них...
Глава 7
Дочь нашлась. Но не так, как хотелось бы. И не там...
Отца Кати остановила на улице какая-то женщина. Южной наружности.
— Это ты дочь потерял? — спросила она.
Он встал как вкопанный.
— Вы что-то знаете? — с надеждой спросил он. — Что?! Кто вы?
И схватил женщину за руку, с надеждой заглядывая ей в глаза.
— Жива она, жива, — заверила его женщина. — Вот тебе от нее...
Протянула какой-то сверток, вырвала руку и убежала. Совершенно ошарашенный, он несколько секунд стоял недвижимо, а потом, очнувшись, бросился за ней вслед. Но догнать не смог — женщина села в поджидавшую ее машину, которая тут же тронулась с места.
Тут же, на улице, сдирая бумагу ногтями, он вскрыл пакет. Внутри была видеокассета. И больше — ничего.
Он бежал домой бегом, задыхаясь и сбивая с ног прохожих, чтобы скорее просмотреть кассету. Он даже не догадался поймать машину.
Он толкнул кассету в видеомагнитофон и, согнувшись, замер возле телевизора. В дверях замерла его, услышавшая шум в комнате, жена.
Экран вспыхнул, и на экране появилась девочка. Их дочь.
Она затравленно смотрела куда-то за экран и беззвучно шевелила губами.
Звук, надо добавить звук!..
Трясущимися руками он схватил пульт и, путая кнопки, нащупал наконец кнопку звука.
Голос прорезался.
— Папа, папочка, — еле слышно, хотя телевизор был включен на полную мощность, сказала она, — заберите меня отсюда. Скорее. Я боюсь...
И беззвучно, все так же испуганно поглядывая куда-то вперед, тихо заплакала. Плечи ее вздрагивали, из глаз текли слезинки.
Громко плакать она боялась, что было понятно и что было даже страшнее, чем если бы она рыдала в голос.
Сзади сдавленно охнула мать. Из ее рук выпала и со звоном разлетелась вдребезги тарелка. Муж подскочил к ней и, придерживая за плечи, довел до дивана.
А на экране появился молодой, обросший кавказец. Он был в камуфляже и держал в руках нож. Может быть, для страха, может быть, потому, что это была его любимая игрушка.
— Если хочешь видеть свою дочь живой, приготовь деньги, — сказал он. — Пятьсот тысяч долларов!
Он сделал шаг в сторону, и в кадре появилась девочка, которая, видя его приближение, сжалась в комок и затряслась от страха. В глазах у нее был ужас. Ничего, кроме ужаса!
— Если ты пойдешь в милицию, я отрежу ей голову! — сказал кавказец и, схватив девочку за волосы и намотав их на руку, полоснул по воздуху, перед ее лицом, кинжалом.
Девочка взвизгнула и забилась у него в руках. Но он отпустил ее, отбросив обратно на стул.
— Понял — да? Мы позвоним...
Кадр оборвался, и по экрану побежали светлые точки.
Запись была короткая, совсем короткая.
— Мы найдем деньги? — глухо спросила жена. — Ты их найдешь?
Отец девочки ничего не ответил, он сидел, обхватив голову руками, и медленно качался из стороны в сторону. В ушах у него звучал, продолжал звучать голос дочери:
«Папа, папочка... Заберите меня отсюда. Скорее. Я боюсь... Папа, папочка!..»
Денег они не нашли.