И чего стоишь? прозвучало насмешливо за спиной.
Он обернулся. Вирри! Служанка-полукровка, с ней можно по-простому.
Сержанта жду.
Она насмешливо фыркнула.
Не дождёшься!
Умер? удивился он.
В прошлый его приезд, ну да, шесть декад назад, он был в суточном увольнении, и Сержант ещё учил его армейскому «две дюжины без трёх», что суровее тюремного, и был здоров, только что курил больше обычного.
Умер? повторил он.
Вирри снова фыркнула.
Как же, в лазарет его сдали. Ветеранский.
Он всё молчал, глядя на неё, и Вирри, страшно довольная тем, что опередила всех, стала рассказывать:
Ну, не нужен он теперь на хрен никому. Ты-то вырос, вон какой вымахал, а больше его ни к чему не пристроишь. И эта, ну, она сейчас в генеральшах, дыма не любит, и всё один к одному, уже три декады как его отправили.
Он кивнул.
Сама и отправила?
Вот ещё! Да кто её слушать будет! Сам генерал.
Ладно, понял.
Говорить ничего служанке он не стал, хотя решение принял сразу. Та ещё немного постояла, глазея, как он разбирает свой сундучок и раскладывает вещи, и болтая о всяких новостях, кто из слуг с кем переспал, кого наказали, кого и не договорив, ойкнула и убежала. А в дверях возник Таур дворецкий, начальник над слугами.
Прибыл, значит.
С Тауром ссориться нельзя: чистокровный, и даже не бастард, так что Он выпрямился и повернулся к нему лицом.
Да.
Надолго?
На декаду.
Таур кивнул.
Будешь есть в его смене.
Он понял, что Таур говорит о Сержанте, и решил уточнить слова Вирри.
Где он? В инвалидке?
И сдержанно чёткий ответ.
Отставной сержант Яшен Юрд помещён в Северный госпиталь-интернат.
Таур знает всё, обо всём и обо всех. Если бы информация была закрытой, ему бы ничего не сказали. Ответ Таура означал, что ему разрешают навестить Сержанта. И он искренне поблагодарил дворецкого. Новый кивок, и Таур ушёл. Он закрыл за ним дверь и огляделся. Неужели у него теперь будет своя комната? И он наконец-то будет один. Здорово! Почти как у Жука, а Жук не просто чистокровный, а сын-наследник младшей ветви своего рода. Интересно, зачем Жука отправили в военное училище, ведь военный из него никудышный. В теории Жук ещё туда-сюда, а на практике а в строевой ва-аще! И ничем Жука не проймёшь. Даже на личную муштровку под него, рядового, да ещё бастарда-полукровку ставили, другой бы со стыда сгорел, в струнку бы вытянулся, лишь бы среди своих остаться, а Жуку хоть бы хны. А здорово, что выход свободный, можно будет сходить к Жуку, не спрашиваясь и не докладываясь. Думая об этом и даже не обратив внимания на впервые названное ему полное имя Сержанта, на то, что у них одна фамилия, он осмотрел комнату ещё раз, убедился, что из вещей Сержанта ничего не осталось. В комоде бельё и рубашки только его размера, а в шкафу спортивный костюм, комбинезон для работы в саду и в гараже, штатские брюки, что тоже явно для него, ну да, форма для выхода в город, а так её незачем трепать. Мимо Таура ни одна мелочь не пройдёт, всё всегда на уровне. Он решительно разделся и убрал форму в шкаф. Душ у Сержанта раньше был свой, если кабинку не убрали, значит, ему можно ею пользоваться и не ходить в общий с другими слугами. Он попробовал дверь в углу за комодом. Так, унитаз, раковина, душ всё на месте. Висит полотенце и лежит простое мыло для тела. Во здорово!..
А после выпуска он нашёл в шкафу штатский дешёвый «приличный» костюм, в карманах которого заботливо приготовлены зажигалка, «городской» складной ножик со штопором, пивной открывалкой и лезвием-вилкой для закуски и рекламный проспект городских борделей. Будто он сам не знал, где что искать и как найти. И гемов тогда отец ему дал больше, а на комоде лежал конверт с его содержанием на время уже не каникул, а отпуска. Последняя выплата положенная норма финансового довольствия рядового в отпуске от отца. Потому что через положенные три декады отпуска он поступил на службу, и из его финансового довольствия пошли положенные выплаты отцу по многовековой традиции пять из двенадцати, а по официальной ведомости сорок пять процентов. И больше отец ему ни разу, ни гема, ни сотки. Всё по закону до совершеннолетия отец содержит бастарда, оплачивая его обучение и так далее, а потом бастард всю жизнь платит отцу. Всё по закону. Нажитое бастардом принадлежит отцу. Отец никогда не требовал с него больше тех сорока пяти официальных процентов, а когда он после дембеля зажил отдельно, изредка вызывал для разовых поручений, пока