Говори, зачем подглядывал?
Судареву стало стыдно до покраснения, как говорила воспитательница в приюте, но не от того, что подглядывал от того, что вынужден был рассказывать это старшей сестре, еще чужой девчонке.
Никогда не видел голых женщин. неожиданно по взрослому признался он. Чтоб совсем голых
Маленький еще, смотреть. выговорила она без прежнего ехидства. Ну и что ты увидел? С таким гвоздиком?
Почему-то у нее волосики растут. что думал, то и сказал Сударев. Вот у тебя волосиков нету, а у нее есть.
А ты видел? Может, есть!
Видел. признался он. Когда ты утром спала, рубашка задралась
И за мной подсматривал?
Совсем немножко. За тобой смотреть не интересно
Почему не интересно? возмутилась Лида. А за тетей Леной интересно, да?
Ты же мне сестрица
Я тебе не родная сестрица!
А мне так хочется, чтобы ты родной стала! с зажатым трепетом признался Сударев. Такой родной-родной!
Он не собирался подлизываться к ней, однако сестрица решила именно так, схватила Подкидыша за руку и повела домой. Там посадила на табуретку посередине комнаты и взяла мухобойку.
Родителей можешь звать, как хочешь. вдруг заявила она, хлопая мухобойкой по своей руке и показывая тем самым свою полную власть. Но теперь будешь делать то, что я тебе прикажу. И только попробуй не послушаться! Расскажу маме, как подглядывал за соседкой тебя снова сдадут в приют!
Лида была старше всего на два года, но уже перешла в третий класс раньше отдали в школу, училась на «отлично» и считалась не по возрасту умной девочкой. Младшие сестры ходили в детский сад, а ее оставляли дома, присматривать за усыновленным Подкидышем, убираться в комнатах и полоть грядки, вскопанные под окном.
Сударев тогда не испугался ее строгости, но все-таки дал слово повиноваться старшей сестре, поскольку обратно в детдом очень уж не хотелось, по крайней мере, летом. Лида любила играть в учительницу и обещала родителям подготовить приемыша к школе, чтобы, как и она, пойти шестилетним и чуть ли не с первого дня начала с ним заниматься. Сударев относился с прилежанием, но не потому, что стремился к учебе; хотелось скорее стать взрослым, ибо детство опостылело, как только он осознал свое сиротское положение.
Осенью в школу его не взяли, хотя он научился читать, писать и считать до тысячи, а ближе к зиме, когда многочисленное семейство Сударевых получило большую отдельную квартиру в новом доме, Подкидыша на самом деле вернули в детдом, бывший неподалеку от областного города. И он вернулся в свой монастырь даже с радостью, поскольку там оставался беспризорный подопечный мальчишка Аркашка, у которого Сударев был наставником. Когда расставались, Лида неожиданно вынесла из дома свою большую перьевую подушку и стесняясь, сунула в руки.
На память. шепнула она. И чтоб сны смотрел
Однажды Сударев пожаловался, что подушки в приюте ватные, комковатые, он отлеживает на них уши и совсем не видит снов.
Но это усыновление оставило не только фамилию и детскую обиду на несостоявшееся семейное счастье; на всю жизнь осталось воспоминание о первичности того, что происходило жарким летом в леспромхозовском поселке. И это навсегда избавило его от чувства сиротства. Чего бы потом он не касался, даже самых сложных отношений между людьми, все они были прямо или косвенно связаны с его детскими впечатлениями, когда он был братом Лиды, хотя их трудно было назвать братскими. Она не только тайно от родителей подарила подушку на прощанье, и он стал мечтать, лежа на ней; она научила Сударева читать и писать, и он всю жизнь потом писал ей письма, называя ласково сестрицей.
2
И вот за несколько дней до того, как положить голову на эту мягкую подушку и умереть, он выбрал из сотни приближенных двух самых близких Лиду и еще Аркашу Ерофеича, пригласив их на собственную свадьбу. И указал, кто невеста. А своей аспирантке Анне вообще ничего не сказал о предчувствиях близкой кончины, хотя они прожили вместе полтора года. Она была молодой поэтессой, филологиней, аспиранткой, гордой женщиной и когда-то предупредила, что не желает быть вдовой профессора, не хочет, чтобы ее заподозрили в стяжательстве. В самом начале совместной жизни по просьбе Анны они сели и обговорили все эти вопросы. Не смотря на молодость, аспирантка была женщиной практичной, любила ясность в отношениях и не боялась говорить о смерти. Тогда она и определилась: как только Сударева не станет на этом свете она немедленно уйдет. Потому что пришла к нему не за деньгами, имуществом и выгодами, как это делали другие женщины, и греться в лучах его славы тоже не собирается. А будет служить ему как достойнейшему мужчине: начиталась какой-то самопальной ведической литературы и выбрала себе путь.