– Полетай немного, авиатор. Потренируйся, – сказал ему Кацуба и ногой дал пинка в зад другому, встающему с земли.
– Патруль! Да где же патруль?! – в отчаянии закричала московско-ленинградская молодая женщина. – Господи!.. Да бегите же кто-нибудь за патрулем!..
В то время «патруль» было магическим словом.
– Полундра!.. Патруль!.. – не разобравшись, в чем дело, крикнул кто-то из курсантов, и все четверо бросились врассыпную.
Но Кацуба успел прихватить одного из них – со значком ГТО. Он просто приподнял его за ремень и разорванную гимнастерку над пыльной землей и сказал ласково:
– Не прощаются... За собой не убирают... Что за воспитание! – Аккуратно опустил курсанта на ноги и приказал: – Чемоданчик на место.
Курсант поднял чемодан и поставил его у ног Кацубы.
– Спасибо. – сказал Кацуба. – До свидания.
– Ну, погоди... – прошипел курсант и побежал вслед за приятелями.
– Хорошо, – коротко согласился Кацуба и сплюнул кровью. Кто-то из мальчишек все-таки успел достать его.
– М-да-а-а... – потрясенно произнес инвалид.
– Да как же вам не стыдно?! – вдруг заплакала молодая женщина. – Они совсем еще мальчики! А вы их... Дурак здоровый...
Кацуба осторожно потрогал верхнюю губу, опять сплюнул кровью и удивленно сказал:
– Довольно шустрые мальчики...
И в первый раз посмотрел на эту женщину. И она ему очень понравилась. Он перекинул сидор через плечо и спросил инвалида:
– Так почем, ты говорил, папиросочки?
Инвалид облегченно рассмеялся и лихо махнул культей:
– А-а!.. Бери по пятнадцать!..
– О! – удовлетворенно сказал Кацуба. – Это же другой разговор!
* * *
Это была военно-авиационная школа, рожденная войной. Ни традиций, ни сладких воспоминаний «старичков» о лучших днях мирного бытия здесь не существовало.
Была далекая от фронта Средняя Азия, бескрайние просторы, которые позволяли самолетам заходить на посадку и взлетать с любого направления; почти постоянные курсы ветров и крайне малое удаление от районного центра.
Все службы авиашколы размещались в длинных деревянных одноэтажных бараках на добротных каменных фундаментах. Даже штаб школы. Но два здания были сооружены капитально. Из кирпича, в три этажа каждое, с широкими лестницами и светлыми помещениями.
Чахлая, пыльная азиатская растительность на всей территории авиашколы была буйно расцвечена врытыми в землю стендами с немеркнущими изречениями из уставов и немудрящими афоризмами, прославляющими именно тот род оружия, которому служила эта школа...
Повсюду было чистенько – фундаменты побелены известкой, на спортплощадках под турниками и брусьями – свежие опилки, проходы и проезды окаймлены белыми крашеными камешками.
По одному из таких проездов пылил «виллис» начальника школы генерал-майора Лежнева. Генерал ехал с аэродрома после тренировочных полетов. На коленях у него лежали кожаный шлемофон и планшет с картой. На гимнастерке виднелась звездочка Героя.
Отдавали честь «виллису» проходившие офицеры, пробегавшие курсанты и самый различный техсостав.
Генерал кивал головой направо и налево, внимательно разглядывая свою школу.
– В штаб? – спросил пожилой шофер в комбинезоне.
Генерал самую малость помолчал и сказал:
– В первую эскадрилью. Там Хижняк личный состав собрал. Пополнение инструктирует.
– Этому пополнению еще титьку сосать, – мрачно сказал шофер.
– А им воевать пришлось, от голода пухнуть.. – то ли согласился генерал, то ли упрекнул шофера.
У барака первой эскадрильи «виллис» затормозил.
– Поезжайте обедать.
Генерал легко выпрыгнул из машины и, помахивая шлемофоном и планшетом, подошел к бараку первой эскадрильи.