Одуревший от тоски и жары дневальный вскочил с преувеличенным рвением и уже открыл рот, чтобы завопить молодцеватое «смир-р-но!», но генерал приложил палец к губам. Дневальный испуганно посмотрел на генерала и шепотом доложил:
– Товарищ генерал-майор... дневальный по эскадрилье курсант Тараскин...
Генерал махнул рукой и прошел в барак. Встал за косяком настежь открытой двери и закурил. Дневальный с откровенной завистью втянул носом дым генеральского «Казбека».
По обе стороны в казарме стояли сдвоенные ряды двухъярусных железных коек. Посредине, в широком проходе, выстроилась вся учебная эскадрилья – немногим более ста человек. Перед строем стояли шесть офицеров и Кацуба.
В этом царстве покорителей воздуха и завоевателей пятого океана Кацуба, в своей приплюснутой фуражечке с черным околышем и неуместно черных погонах с танковыми эмблемками, казался случайно заблудившимся, нелепым, невесть откуда взявшимся существом.
Курсанты на него поглядывали насмешливо, офицеры – с чувством неловкости, и только командир эскадрильи, молодой и щеголеватый капитан Хижняк, ничего такого не замечал и говорил:
– ... Кто прибыл к нам из различных воинских частей, а кто, может, успел и понюхать пороху – попрошу забыть всяческую фронтовую вольницу и тому подобные отклонения от строжайшей воинской дисциплины. А также тем, кто призван военкоматами. Кончилась ваша мирная гражданская жизнь! Тут нету мамы и папы, дяди и тети. Тут армия! И чтобы никаких таких различий – дескать, я фронтовик, а ты, дескать, салага – быть не должно!.. Все вы теперь курсанты военно-авиационной школы – будущие авиаторы, летчики! Представители самого современного и самого грозного рода оружия!
При последней фразе командира эскадрильи Кацуба скривил губы.
– А самое главное, – продолжал Хижняк, – вы обязаны помнить, что, пока в спокойных и далеких от войны условиях вы будете служить и учиться летать, там, на фронтах, насмерть дерутся ваши старшие братья, отцы и товарищи!.. И погибают за то, чтобы вы могли...
– А мы не просили, чтобы нас снимали с передовой! – вдруг прервал Хижняка чей-то голос из строя.
Кацуба повел своими маленькими сонными глазками и увидел, что выкрикнул это знакомый ему по привокзальному базарчику курсант с медалью «За оборону Ленинграда». Под глазом у курсанта красовался замечательный фингал.
– Молчать! – крикнул Хижняк. – Два шага вперед!
Курсант вышел из строя.
– Фамилия?
– Рядовой Никольский.
– Курсант Никольский, – поправил его Хижняк. – И прекратить разговорчики! Встать в строй!
Подобие улыбки тронуло лицо Кацубы. Он увидел второго знакомца, со вспухшей губой... Потом третьего... И наконец, четвертого, со значком ГТО. Кацуба удовлетворенно крякнул и стал слушать капитана.
– Эскадрилья делится на четыре звена... Командирами звеньев будут летчики-инструктора, которые после прохождения вами теоретического курса в УЛО, учебно-летном отделе, будут учить вас летать.
И Хижняк показал на двух младших лейтенантов, лейтенанта и старшего лейтенанта.
– Ну и я – командир эскадрильи... Это, так сказать, летно-подъемный состав. Теперь состав наземный: помощник командира отряда по строевой – майор Кулюгов. Он бывший пехотинец и знает свое дело туго. Уставы, строевая подготовка, несение нарядов и караульной службы...
Маленький, толстенький майор Кулюгов заискивающе улыбнулся курсантскому строю.
– Ну и, наконец, старшина эскадрильи! – торжественно провозгласил капитан Хижняк и четким рубленым жестом указал на Кацубу.
– Кто самый главный человек в армии? Кто ближе всех стоит к рядовому и сержантскому составу? – театрально возвысив голос, спросил комэск. – Старшина! – И поощрительно похлопал Кацубу по вислому плечу. – Ничего, что его погоны пока еще не соответствуют...