Того и другого Босс категорически не терпел. Иногда он прощал ошибки и срывы, но лжи — никогда.
Поэтому советница ни разу столку его не сбивала. И ежели смотрела ему в глаза, то исключительно по собственному желанию.
Она чаще всех заходила к нему в кабинет, — как правило, по делам, но порою ивроде по ним.
Конечно, его спортивно-богатырская внешность и деловые победы усердно подталкивали, по мнению советницы, и к победам любовным. Он, бесспорно, боялась она, мог бы стать Дон-Жуаном. И делала всё возможное, чтобы на это у него не хватало времени.
А он сильней и преданнее всего любил не финансовые потоки и не женщин, а свою маму. Нельзя сказать, что сильнее всех на свете он любил и своего папу, поскольку ни разу в жизни его не видел.
Мама была фармацевтом.
— Учти, что здоровье очень обидчиво. И за пренебрежения к себе оно мстит, — предупреждала мама.
Усвоив это, Босс начинал каждое утро — а просыпался он рано — с плаванья. Плавал в любую погоду, но не допускал, чтобы его называли «моржом»: человек, согласно его взглядам, не должен превращаться в животное. Вообще к сравнениям и придуманным «определениям» он относился придирчиво. После купания уверенным бегом преодолевал километры…
Мама с житейскими просьбами к сыну не обращалась, ибо все её нужды он предвидел заранее. Но разведав, что где-то, даже в дальней дали, изобрели лекарство, способное приходить на выручку людям, их сберегать, мама незамедлительно ставила сына в известность. А уж он доставлял, подчас через горы и океаны, спасительное «открытие» маме, зная, что спасать — это её призвание.
— Вот если бы все бизнесмены… — с безнадёжностью, но и с гордостью за сына говорила она.
К приближавшейся юбилейной маминой дате он придумал подарить ей аптеку.
… Мама, к несчастью, до юбилея не дожила. А он пережил разлуку с ней как непостижимый кошмар. До той поры и после неё рыдающего Босса никто не видел. Аптеку же он всё равно купил: от таких дорогих для него намерений Босс не отказывался.
Намерение было дорогим не в смысле потраченной суммы, — дорого было то, что в приобретенной аптеке мама трудилась столько лет, сколько он себя помнил.
Осиротевший сын до того роскошно преобразил аптеку, что, бывало, и люди, не нуждавшиеся в лекарствах, заходили туда. Просто посидеть, полюбоваться… Он самовольно присвоил аптеке мамино имя. А городские власти предпочитали быть с Боссом в ладу — и не возражали. Кроме того, подобный культ матери и им был по душе.
Советница же сообразила, что через сыновье обожание не грех и ей проложить дорогу к изобретению, которое давно уже вынашивала в своей находчивой, не знавшей отдыха голове. Хотя само изобретение касалось именно отдыха…
Привыкший еще в детстве выглядеть не таким, как его сверстники и вообще не таким «как все», он и подчиненных своих поучал:
— Оригинальность, непохожесть пусть привлекают к нам!
Советница и явилась к нему с непохожестью. Она давно действовала так, чтобы Босс отчетливее осознавал её значение, её незаменимость в своём бизнесменовском мире. А постепенно и в своеймужской действительности…
Она обладала не только страстным желанием стать его супругой, но и искуснейшей фантазией. И еще снайперской наблюдательностью. Давно уж она приметила, что кипы проектов, обещающих лишь денежное обогащение, жаждой для хозяина быть перестали.
И вознамерилась предлагать Боссу не многочисленные и чаще всего банальные проекты, а замыслила увлечь Босса одним, но никем еще непридуманным планом.
— Не станем расширять наш промышленный «Концерн»: он в полном порядке. Выглядит гигантом… Что вызывает зависть. А где зависть, там и месть! Мы сотворим нечто, как вы нас учите, ни на что не похожее, до чего никто не додумался.