Ошибаетесь! Впрочем, я догадываясь почему.
Почему же?
Второму собеседнику определенно перевалило за пятьдесят пять. Он был грузен, среднего роста и, несмотря на белоснежный, накрахмаленный до пластмассовой плотности халат, казался неопрятным то ли из-за нездорового цвета лица и плохо выбритого подбородка, то ли из-за бегающих, глубоко и близко посаженных глаз серого мышиного цвета.
Ладно, иди, сказал старший, не дождавшись ответа, и стало ясно, что и должность, занимаемая им в иерархической врачебной пирамиде, выше.
Павел повернулся и, не сказав больше ни слова, ушел.
Да, день начался неудачно и, к сожалению, обещал быть долгим. Сегодня у него суточное дежурство. Дай Бог, чтобы оно было спокойным. А сначала предстоит оперировать. И завтра, после дежурства, опять. Надо собраться, не хорошо приходить на рапорт взвинченным, думал Павел, поднимаясь со второго этажа на седьмой.
Разговор с главным врачом региональной онкологической больницы города Волгогорска, где Павел Андреевич Родионов уже десять лет работал заведующим хирургическим отделением, происходил утром, до девяти.
После рапорта Павел провел его по-деловому, уложившись в восемь-девять минут он предложил Константину зайти к нему в кабинет. Следует кое-что обсудить, пояснил Павел.
Рассказывай, что случилось? Был у главного? Снаряды свистят?
Костя говорил с легкой насмешкой, расслабленно развалившись в кресле. Узкий, но правильный европейский разрез глаз, создавал впечатление слегка прищуренного, внимательного и острого взгляда. Мягкий овал лица треугольной формы, хорошо очерченные губы, небольшой, но упрямый подбородок, гладкая смуглая кожа. Казалось, он умен и уверен в себе. Да так и было. Лишь один недостаток будил в нем самом мелкий комплекс неполноценности. Он седел и быстро лысел. Понимая, что это в сущности ерунда и что неотвратимое не изменить, признание этого факта вызывало внутреннее раздражение.
Свистят, задумчиво ответил Павел.
Они уже успели выпить граммов по семьдесят коньяку, и теперь Павел сосредоточенно разливал по чашкам кипяток, предварительно сыпанув в них по полной ложке растворимого Нескафе.
Свистят еще как, повторил он и невесело усмехнулся. Я не понимаю Приходят люди суют деньги. Нет бы ящик коньяку или шампанского. Нет! Норовят вручить деньги и умоляют спасите! Только на вас и рассчитываем! А я и так спасу! Я лишь хочу, чтобы мне чуть-чуть помогли. Лечиться на общих основаниях? У Бабенко, у Гиреева, у остальных им подобных? Да ради Бога! Но кому от этого лучше? Давай будем отказывать больным. Но я знаю, как лечить. И могу вылечить! А больной в состоянии оплатить хорошие качественные медикаменты хорошие антибиотики, те, что не по шесть раз в сутки всаживают в задницу, а всего лишь один раз в неделю, и хороший шовный материал, и, наконец, мои знания и умение, кои я буду использовать в его интересах. И что тут такого? Дополнительные средства создают новые возможности, а те, в свою очередь, и дополнительные условия, что требуют для их реализации дополнительного труда. И что тут не правильно? Но нельзя! Не положено! Нет механизма!
И не будет.
Вот потому и страшно. Я сам немного боюсь. А вдруг больной, когда станет здоровым, пожалеет о потраченных им заметь, по его собственному желанию, ради его же драгоценного здоровья средствах? Чаще всего пустячных. Не он так родственники, близкие, друзья. И полетят в инстанции, словно птички из гнезда, жалобы, претензии. Кто во всем всегда виноват? Правильно, лечащий врач! Врач, Костя, абсолютно не защищен. Работать страшно.
Паша, не кипятись, сделав глоток, успокаивающе произнес Костя.
А я кипячусь.
Павел с раздражением поставил пустую чашку на стол. Она опрокинулась и капельки кофе, полетев вперед, забрызгали халат сидящего напротив Константина.
Нет, кипятишься, нервничаешь. Брось! Давай еще по пятьдесят грамм. Минут двадцать у нас в запасе есть.
Давай! Налей! охотно согласился Павел.
Они снова выпили.
Успокоился? А то нам мыться пора, прервал молчание Константин.
Надоело всё. Всё надоело до чертиков!
Зазвонил телефон. Никто не поднял трубку. Звонили из операционной. Пусть там думают, что они уже в пути, рассудили хирурги.
По последней? Чтобы нервы успокоить? По половинке.
Хорошо, Костя кивнул, и снова поднялся, беря бутылку, что он отставил на холодильник, и аккуратно, не потеряв ни капельки, разлил густую ароматную жидкость в небольшие хрустальные стопки.