Она вытерла руки стареньким махровым полотенцем, вошла в комнату и села за стол. Бурмистров исчез на кухне и вернулся с блюдом в руках. На блюде лежали куски жареной курицы с вареным картофелем и огурцами. Он зашел справа от Оли и стал осторожно наполнять ее тарелку.
- Это вы сами приготовили? - спросила Оля.
- Нет, что вы... я готовить совсем не... это... - Закончив, он скрылся с блюдом на кухне, быстро вернулся, снял с кровати подушку и, держа ее перед собой, встал перед Олей.
- А это зачем? - посмотрела она на подушку.
- Это... так... чтобы не очень громко... - забормотал он начинающим дрожать голосом. - Пожалуйста... можно... пожалуйста... прошу вас...
- А попить нет ничего?
- Это не надо... нельзя, - твердо произнес Бурмистров. - Ешьте, пожалуйста.
"Вот те новость!" Оля выбрала кусок поаппетитней, отрезала сочного куриного мяса и отправила в рот.
Лицо Бурмистрова мгновенно побледнело, глаза выкатились.
- И это... и это... - жалобно забормотал он.
Ольга стала есть. Курица была хорошо приготовлена.
- И это нэ-э-э... и это нэ-э-э! - замычал Бурмистров, обняв подушку.
"Наверно, курица с рынка, парная... - думала Оля, неторопливо разжевывая и глотая мясо. - Он что, снимает эту квартиру? Или знакомых просто... Ремонта лет двадцать не было... и мебель - "гей, славяне!..""
Тело Бурмистрова охватила дрожь, он набирал со всхлипом воздуха и ревел в подушку свое "это нэ!", неотрывно глядя на куски мяса, исчезающие в Олиных губах. Дрожащие ноги его подкосились, он упал на колени.
"Смотри вокруг, вокруг..." - приказывала Оля себе.
На стареньком телевизоре стоял пластмассовый ослик.
"Иа-иа! - глянула на него Оля и чуть не поперхнулась. - И запить нечем... не спеши, дура..."
Крики Бурмистрова усилились и перешли в нечленораздельный рев, его лысина тряслась.
Оля проглотила последний кусок и отодвинула тарелку.
Бурмистров сразу смолк, обмяк и выпустил подушку из рук. Отдышавшись, он вытащил из кармана платок, вытер мокрое лицо.
- Все? - спросила Оля.
- Да, да... - Он громко высморкался.
Она встала из-за стола, прошла в коридор и стала одеваться.
- Сейчас... - заворочался на полу Бурмистров, вставая.
Прошел в коридор, помог Оле надеть плащ и протянул деньги - 125 рублей.
- Вы тогда забыли взять.
"Помнит... - Оля взяла деньги и туг же почувствовала и поняла, насколько она важна для этого плюгавого полусумасшедшего человека. - Сон какой-то..."
- Извините, Ольга... я... не могу... не смогу вас проводить... пробормотал Бурмистров.
Выглядел он жалко.
- Тут рядом, - Оля повесила футляр на плечо.
- Через месяц... прошу вас... - Он смотрел себе под ноги на зашарканный паркет.
Оля молча кивнула и вышла.
Спустилась в лифте, тупо читая похабные надписи на деревянных дверках, вышла из сумрачного подъезда и направилась к метро.
Стоял пасмурный сентябрьский день. Но дождя не было.
"Пить хочу", - заметила Оля автомат с газировкой.
Подошла. Автомат работал, но стаканов не было. Оля вошла в продуктовый магазин. В мясном отделе толпилась очередь. Послышалась женская брань, кто-то кого-то отталкивал от прилавка. Из очереди выбралась раскрасневшаяся женщина с авоськой. Из авоськи торчали четыре пары желтых куриных ног. Женщина на ходу полуобернулась к очереди и громко произнесла:
- Курятины ей захотелось! Рвань!
И вышла из магазина.
Приступ смеха обрушился на Олю. Она громко рассмеялась, скорчилась, закрыв рот обеими ладонями, шатаясь, побрела в бакалейный; там смех согнул ее пополам, футляр слетел с плеча, она едва успела поймать его и захохотала так, что в полупустом бакалейном все притихли. Слезы брызнули у нее из глаз. Привалившись к обложенной белым кафелем колонне, Оля смеялась, стоная и качая головой.
- Смешинка в рот попала? - окликнул ее продавец консервов.
Оля вытерла слезы.