- Сейчас я с Ленкой... Пусть она поливает,- сказал мальчик.
- Поивать буду,- подтвердила сестренка, горделиво задирая нос. - Мой капуста... Мой люк,- и заспешила за братом.
В малую "копанку" возле берега мальчик налил воды, вручил сестре игрушечное ведерко и наказал:
- Гляди в речку не лезь. Там глубоко...
- Губо-око... - покашиваясь на воду, подтвердила девочка. - Поивать буду. Мой капуста. Мой люк.
- Да, поливай. Молодец.
Зачерпнув из "копанки", девочка заспешила к огороду, косолапенькая, в длинном, тяжелом платье.
Хурдин с мальчиком развели хлорофос и, помахивая вениками, принялись кропить картофельные кусты пахучей отравой. А девочка топотила по дорожке, от "копанки" к огороду, подавая о себе весть:
- Поиваю! Мой капуста!
- Молодец! Хорошо Лена поливает,- усердно хвалил ее мальчик. - Хозяйка!
- Хозяка! - звенел в ответ веселый голосок.
- Хозяйка, хозяйка!
Хурдину картофельные кусты были в колено. Он кропил их не спеша, курил, стараясь дымом перебить хлорофосовую вонь, порою останавливался, поглядывая вокруг. Огородные деляны лежали вправо и влево.
- Чья это? - спросил он, указывая на сорный, бурьяном поросший участок.
- Фалалеевых,- ответил мальчик и добавил осуждающе: - Будут жалиться: семена плохие, не уродилася.
- А помногу накапываете?
- Мы с мамкой в том году тридцать мешков нарыли.
- Хорошо.
От хлорофосового духа начинало подташнивать, и Хурдин, оставив ведро и веник, к берегу пошел, чтобы отдышаться.
Сады и огороды лежали по обе стороны речки. Пруженая и перепруженная, она, считай, не текла. Местами, где еще били со дна ледяные ключи, речка раздвигала камыши омутами с белыми лилиями и кувшинками.
Мальчик подошел незаметно и сел рядом.
Сестренка подле брата пристроилась, расправляя намокший подол.
- Уста-а. Потом снова буду поивать.
- Скупнуться... - сказал мальчик и, быстро сбросив легкую свою одежду, с разбегу кинулся в воду.
- Он па-авать умеет,- горделиво заявила сестренка. - Па-авает.
Мальчик плавал. В желтоватой воде вьюном вилось тростиночное тело.
Ухнул в воду Хурдин. Плеснула на берег волна, и камыши зашуршали. Даже сейчас, за полдень, студеной была вода, и Хурдин быстро полез на берег. За ним и мальчик.
И снова принялись они за свое дело. В горячем воздухе, перебивая пресный запах воды и полынкового сена, поплыл тяжкий хлорофосовый дух.
Вечером мать Хурдина хвалила:
- Молодец, сынок. Помочь мне оказал. А я выход заработала - може, мне зернеца поболе уделят.
Темнело медленно, и вроде менялась погода. В закатной стороне низкие пепельные облака шли на юг, а над ними летучий небесный дым багряными клубами мчался к северу, к северу. А над хутором стояло чистое небо, с ясной вечерней зеленью.
Хурдин собирался в гости. Из привезенного, московского, набрал он конфет, печенья, пачку халвы, коробку фломастеров взял, детскую книжку и попросил мать:
- Ты бы собрала чего-нибудь. К мальчику я хочу сходить, к Сереже. Сметаны, что ль, молочка... Вареники там остались, давай отнесу. Только подогреть надо.
- Сами они подогреют, у них газ. А чего ты к ним?
- Да поглядеть. Одни живут... И вы к ним как-то относитесь... Не по-людски.
- А мы чего... Мы ничего...
- Вот то-то и оно, что ничего,- попенял Хурдин сдержанно.
Но мать его поняла.
- Сынок, сынок... Нас самих бы кто пожалел. А уж об них нехай начальство горится.
- Что начальство. Вы бы сами, пока отца-матери нет...
- Такого отца век бы не было. Они хоть вздохнули без него. Пропил их вплоть до подушек. Подушками по хутору торговал.
- И брали?
- Люди на все идут.
- Да... - покачал головой Хурдин.
Гостинцы сложил он в сумку и пошел. Улица хутора была пуста. Хаты светились вечерними огнями. Дом мальчика сиял незатворенными окошками.