Она так быстро перемещалась, что было сложно уследить за ней, но хорошо слышался ее распорядительный голос:
-- Михаил, тебе и этого хватит, не набивай много. Наташа, отдай банки парням. Иван Семеныч, затяните Вите рюкзак потуже... Командир! -- неожиданно крикнула она. -- Где у меня командир?!
-- Я здесь!
-- Ко мне!
Рыженький парень летит к воспитателю через всю комнату, нечаянно сшибает несколько котелков -- грохот, девчоночий визг.
-- Что такое, Белла Степановна? -- выдыхает он.
-- Что такое, что такое! Почему спальники не просушены?!
-- А я не зна-а-а-ю.
-- О-о! Да кто же должен зна-а-а-ать? -- передразнивает она. -Ты --командир! Ко-ман-дир!
-- Понял, Белла Степановна!
Паренек подхватывает несколько спальных мешков и вылетает в коридор.
-- О-о! -- вскрикивает Белла Степановна. -- Стой же! Ты кто?
-- Командир.
-- Ну, так и будь командиром.
Паренек улыбается рыже-красным солнышком:
-- Понял! Митяй, унеси к девчонкам в спальню: пусть просушат на калорифере.
Белла Степановна неожиданно подбежала ко мне:
-- Коли вы здесь -- не поможете?
-- С удовольствием.
И я включаюсь в общую работу. Все веселы, говорливы, приветливы. Белла Степановна все видит, все знает, все направляет, всем и вся руководит. Без ее ведения никто и шагу не шагнет. Ее все слушаются, но не покорно, обреченно, под нажимом -- что я потом нередко замечал у других воспитателей, -- ее дети даже с какой-то восторженной радостью выполняют малейшие ее просьбы, словно бы каждый ждет, чтобы она именно его о чем-нибудь попросила.
Наконец, все уложено, связано, подогнано. Воспитанники с шефами-милиционерами унесли рюкзаки в кладовую до утра.
-- Не холодно ли будет в такое-то время в тайге? -- спрашиваю у Беллы Степановны.
Она словно бы вздрогнула от моего вопроса, поправила вечно сползающие очки, но тут же вся замерла и весьма внимательно посмотрела на меня. И я с досадой чувствую, что краснею: "Экий изнеженный: мороза, бедненький, боится", -- скользом подхватываю в ее взгляде.
-- Так ведь спальники и палатки берем, -- все всматривается в меня, как в непонятное для себя существо. -- А наши свитера видели? Отличные. Ничего, пусть ребятишки закаляются.
-- В какие края направляетесь?
-- Будем исследовать Кругобайкальскую дорогу. Два года изучали ее историю, а теперь пойдем взглянем на историю вживе.
На том мы с ней тогда и разошлись. А примерно месяца через полтора гляжу, ее воспитанники снова укладывают рюкзаки.
-- Куда же на этот раз? -- спросил у Беллы Степановны.
-- В Тофаларию. Двухнедельный поход на оленях. Вы представляете, как это здорово? Моя ребятня обалдевает.
Точно! Вижу: жух, жух -- туда-сюда носятся воспитанники, получая продукты и скарб со складов. Командир, отмечаю, уже другой, девочка. И в повадках -- словно бы родная дочь Беллы Степановны: так же резко вскидывается всем телом и требует к себе кого-нибудь, так же рубит фразы, такая же худенькая, маленькая, бегучая -- слепок с Беллы Степановны, только курносенький, смешной, наивный. Я замечал, они все хотят походить на нее, свою "маму Беллу", как тайком зовут.
-- Что-то у вас часто меняются командиры, -- спрашиваю у Беллы Степановны. -- Каждый месяц -- новый.
-- Да! -- гордо -- но у нее славно получается: не задиристо и не обидно -- заявляет она. -- У нас так заведено. Каждый должен попробовать себя и в начальниках, и в подчиненных. И бригадиры меняются постоянно.
Чуть меньше месяца минуло, смотрю, а ее ребята снова укладывают рюкзаки, испытывают надувные лодки.
-- Куда же вы на этот раз?
-- По Иркуту будем сплавляться. О-о, там, я вам скажу, места-а-а: закачаешься! -- Так, по-молодежному, иногда выражается Белла Степановна.
Вообще мне кажется, она не умела быть не молодой.