Лиза и вправду сидела бледная и даже, похоже, не слушала, о чём мы говорим.
Я не пил, за рулём, давай отвезу её в приёмник? Сегодня как раз Серёга дежурит.
Игорь, век не забуду, она приложила пухлую ладошку к груди в знак признательности.
Лиза подняла на меня глаза с надеждой и благодарностью. И правда, я не обязан и всё такое. К тому же, кто я ей? Взглянул в её огромные серые глаза, поднялся и решительно проговорил:
Поехали!
Таня порывалась было с нами, но Лиза её отговорила:
Не хочу портить тебе праздник, тихо сказала, и что удивительно, старшая медсестра гроза всей больницы и отделения гинекологии в частности послушалась.
Только обязательно перезвони.
Мужики помогли мне довести Лизу до машины, я пристегнул её, сел за руль, и мы направились в больницу.
В приёмнике, как всегда, было много народу. Люди разной степени трезвости и разной степени адекватности требовали себе врача. Не многие понимали, что дежурный врач один, ну максимум два один на приёмный покой, другой на отделение а пациентов много. К хирургу очередь была полный коридор, а вот у кабинета травматолога, что удивительно, никого.
Заглянул к Серёге, но тот был занят, осматривал бабушку-божий одуванчик. Увидев меня, удивился и, если б я не прикрыл дверь, завалил бы кучей вопросов без промедления.
Лиза всё это время вела себя стоически. Если перелом всё-таки есть, то я представлял себе, какую боль она сейчас испытывает. Сам ломал ногу по молодости. Лиза сложила руки на коленях, прикрыла глаза и немного наклонилась вперёд. Взгляд опять привлекли её часы. Машинально заметил время без пяти пять. Хотя уже давно перевалило за полночь.
У вас часы стоят. Надо подвести, не удержался от замечания.
Она промолчала, будто не услышала.
Мне очень жаль, что для вас праздник закончился вот так.
Он для меня и не начинался, бесцветно проговорила она.
И тут в груди что-то кольнуло. Удивился, что на меня так повлияли слова совершенно незнакомого человека. Я почувствовал, что её состояние это не просто женские капризы или меланхолия. За этим стоит что-то более глубокое и серьёзное.
В следующий момент дверь кабинета распахнулась, и на пороге, выпустив вначале в коридор шаркающую ногами бабушку, появился Сергей Василич собственной персоной. Приятель поприветствовал меня зычным басом и протянул широкую ладонь для рукопожатия.
Ты чего здесь делаешь, дорогой? Ты должен сейчас пить, есть и веселиться!
Да клиента тебе привёл, указал рукой на Лизу, а то вдруг, думаю, заскучаешь?
Серёга посмотрел на пациентку, потом на меня, потом опять на неё, очень хотел похабно пошутить я прям видел в нём это желание но сдержался. Вместо этого отступил в сторону и сделал приглашающий жест.
Пррошу! раскатисто проговорил, и Лиза, опираясь на мою руку, последовала за ним.
Заполняя документы, Серёга задавал стандартные вопросы место жительства, перенесённые травмы, операции, а я подмечал непроизвольно мелкие детали, прислушивался и запоминал. Ни с того ни с сего это оказалось важным для меня. Василич повертел в руках её паспорт, пролистал странички, хмыкнул, затем вернул Лизе и хлопнул ладонями по коленям.
Ну что ж, Елизавета Даниловна, давайте вас осмотрим.
Подошел к Лизе, наклонился и ощупал её лодыжку. И несмотря на то, что жест был сугубо профессиональный, и никаких намёков на что-то иное со стороны Серёги не было, мне стало неприятно, что он её касается. Что за?
Рентген нужен, улыбнулся он Лизе, а потом поднял глаза на меня.
Класс! А то мы без тебя не знали! Я кивнул.
Наташа! крикнул приятель, и из смежного кабинета показалась заспанная голова медсестры.
Да, Сергей Василич, хмуро отозвалась она.
Левая голеностопная область. Прямая, боковая проекции, Серёга коротко отдал распоряжение, медсестра подкатила кресло, усадила в него Лизу и увезла на снимок.
Оставшись в кабинете одни, мы с Серёгой молчали какое-то время. Я мерил шагами кабинет, а потом остановился возле окна. Щели между створками деревянной рамы были законопачены ватой, а на стекло криво налеплены снежинки. Усмехнулся, оперся руками на подоконник и стал вглядываться в зимнюю тьму.
Не думал, что ты на кого-то посмотришь после Насти.
Я крепко зажмурился. Всякий раз это имя отдавалось в душе невыносимой болью.