Но не летите,
Подруги, прочь - и радости продлите!
На бой заутра Муа кличет нас:
Вы нам отдайте полный этот час!
Долин Лику младые чаровницы,
Рассыпьте нам цветов своих кошницы!
Ваш лик прекрасен! Ваших уст дыханье
Нас опьяняет, как благоуханье,
Что с луговых нагорий Маталоко
Над морем стелет теплый ветр далеко!..
И нас Лику чарует и зовет...
Но тише, сердце! Нам, с зарей, - в поход!.."
IV
Звучала так гармония веков,
Пока злой ветер белых чужаков
К тем диким не примчал. И одиноки
Они творили зло: душе пороки
Прирождены. Вдвойне порочны мы
Грехами просвещения и тьмы;
И сочетает _наше_ лицедейство
Лик Авеля и Каина злодейство...
И Старый ниже пал, чем Новый Свет;
И Новый - стар... Но все ж на свете нет
Двоих таких, как два Свободы сына,
Колумбией взращенных исполина.
Там Чимборасо водит окрест взор:
Рабовладенья всюду смыт позор.
V
Так пелись славы стародавних дней
И длили память доблестных теней,
И подвигов заветные преданья
В их вещие слагались чарованья.
Неверью вымысл - песенная быль;
Но оживает урн могильных пыль
Тобой, Гармония!.. Игрою струнной
Блеск отчих дел затмить - приходит юный
К певцу-Кентавру ученик-Ахилл.
Ах! Каждый гимн, что отрок выводил,
С прибоем слитый иль ручьем журчливым,
Иль в долах эхом множимый пугливым,
Вечней в сердцах отзывчивых звенит,
Чем все, что столпный рассказал гранит.
Песнь - вся душа; вникает мысль, одна,
В иероглифах темных письмена.
Докучен длинной летописи лепет.
Песнь - почка чувства: песнь - сердечный
трепет!..
Просты те песни были: песнь - простым!..
Но вверясь их внушениям святым,
В челнах отважных выплыли норманны...
Оне - всех стран, - коль враг не внес в те страны
Гражданственности яд. И что поэм
Искусных блеск, когда он сердцу нем?
VI
Тонула нега песен простодушных
В роскошной тишине глубин воздушных.
Уж умиряло солнце, диск клоня,
Пир пламенный тропического дня;
И мир покоился, благоухая...
Чу, тронул ветер, пальмы колыхая,
Крылом беззвучным сонную волну,
И в жаждущей пещеры глубину
Она плеснула... Там, близ милой девы,
Чьи сладкие лились в тиши напевы,
Сидел влюбленный юноша; и страсть
Горела в них, - тот яд, чья губит власть
Неискушенные сердца верней
И раздувает из живых огней
Костер, где им, как мученикам, радость
Пылать, и смерть - последней неги сладость...
И их экстазы - смерть! Всех жизни чар
Божественней сей неземной пожар;
И все надежд потусторонних сны
Любви пыланьем вечным внушены.
VII
Уж расцвела, меж дикими цветами,
Дикарка женщиной, хотя летами
Была дитя, по наших стран счисленью,
Где рано зреть дано - лишь преступленью.
Дитя земли младенческой, мила
Красой невинно-знойной и смугла,
Как ночь в звездах или вертеп заветный,
Мерцающий рудою самоцветной.
Ее глаза - язык. Она повита
Очарованием, как Афродита,
Перл моря, - к чьим ногам несет волна
Эротов рой. Как приближенье сна,
Что разымает негой, - сладострастна.
Но вся - движенье. Брызнуть своевластно
Кровь солнечная хочет из ланит
И в шее, темной, как орех, сквозит:
Так рдеют в сумерках зыбей кораллы
И манят водолаза тенью алой.
Дитя морей полуденных, волна
Гульливая сама, - она сильна
Ладью чужую радостей живых
Беспечно мчать до граней роковых.
Еще иного счастья не знавала
Она, чем то, что милому давала.
В ней страха нет; доверчива мечта.
Надежды пробный камень, что цвета
Стирает, - опыт юности неведом;
Жизнь не прошла по ней тяжелым следом.
И смех ее, и слезы мимолетны;
Так гладь озер расплещет ветр залетный,
Но вновь покой глубин встает со дна,
И родники питают лоно сна,
Пока землетрясенье не нарушит
Дремы Наяд, и в недрах не иссушит
Живых ключей, и в черный ил болот
Не втопчет зеркала прекрасных вод...
Ее ль то жребий? Рок один, от века,
Меняет лик стихий и человека.