У входа толпился молодняк. Многие без билетов, но с плакатами: «I NEED A MIRACLE».[2]
Барабанщик Эндрю Тейлор и Джоконда де Лиман (а точнее, транссексуал польских кровей Яцек Лимански) остались в лимузине. Остальные вышли.
Антон нахватал хот-догов у киоска и встал у входа с открытыми голубыми дверьми и красной надписью: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В УИНТЕРЛЕНД». Очереди почти не было, не считая злой старухи и её трёх старых подружаек. Все четверо, кроме одной, носили очки «кошачий глаз». Самая злая, она же «главная старуха», спорила с кассиршей. Голову старухи украшал бледно-фиолетовый кок, а мочки ушей, утяжелённые мощными серьгами, висели, как у Будды. Уильям представлял себе, как старуха ходит по Тибетским горам с пледом в руках, чтобы укутать им полуголого медитирующего Гаутаму. «Худой. Лысый, корит его старуха. Ты когда внуков мне принесёшь, несчастье?».
Какого чёрта тут происходит? сказал Бил Грэм, растягивая слова по нью-йоркски. В своём синем жилете он скорее похож на прораба, чем на менеджера Grateful Dead. Мэм, какого чёрта вы возникаете?
Я мама Лукаса Гринвуда, говорила старуха.
А я приёмыш Джеймса Брауна, влез в дискуссию Антон. Предъявите документы, барышня.
Антон. Джей, Грэм пожал им руки. Вы опоздали. Зато в костюмах, при параде. Молодцы.
Ещё и какие, сказал Антон. Хот-дог не желаешь?
Нет, я уже ими объелся, Грэм побил себя по животу. Моя сестра их сделала и раздавала бедолагам, которые ещё со вчера стоят в очереди за билетами.
А когда мой сын будет выступать? спросила старуха.
Приблизительно в час ночи, ответил Грэм, не поворачиваясь к ней.
Через четыре часа?!
Простите, а вы не Джей Перри? спросила другая старуха.
Нет, что вы, сказал Джей. Я его брат, Гей Лэрри.
Гей?
Да. Это от английского, Гейлорд. Мой прадедушка был лордом всех геев Англии. Так что
И вы хотите сказать, не унималась мама Лукаса Гринвуда, что мы должны битых четыре часа ждать, пока мой сын, звезда вечера, начнёт выступать?
Нет, мы просто уволим остальные две группы к чертям собачьим! крикнул Грэм. Конечно, вам придётся ждать. Какого чёрта вы думаете
Мы пойдём, Билл, сказал Антон.
Зал большой и тёмный. Сцена фиолетовая. Ряды стульев окаймляют помещение с трёх сторон. У сцены толпится народ.
Группа заиграла знакомую Уильяму мелодию. Он всё пытался её разобрать, как вдруг услышал высокое: «Аааааааааа!» от мексиканки, сидевшей рядом. Вопль пронзал слух, как копьё, но всем было всё равно. Мексиканка забила ногами и растрепала чёрные локоны.
Para bailar la bamba! услышал Уильям.
Para bailar la bamba se necesita una poca de gracia!
Все вокруг танцевали, подпевали, щёлкали пальцами.
Por ti seré! Por ti seré! Por ti seré!
Уильям топал. Кивал. Улыбался. Он был готов нырнуть в тусовку, как в большой бассейн любви.
Слава Богу, я вас нашёл, раздался нью-йоркский говор Билла Грэма. Давайте за кулисы пойдём, и вы со всеми поздоровайтесь.
Henry got pissed off and said he'd run to Mexico, пел худой гитарист со сцены. To see if he could come back holdin' twenty keys of gold[3].
В гримёрке было полно народу. На стенах висели постеры и фотографии. На одной из них Джими Хендрикс снимал на кинокамеру Дженис Джоплин, лежавшую на столе в провокационной позе. «Легендарное место», подумал Уильям.
Несколько видавших виды красных диванов расположились у стены. На одном женщина кормила грудью, на другом лежала симпатичная девушка. Её голова отдыхала на коленях толстого бородатого очкарика.
Бог ты мой, это Кит с Донной, прошептала Жизель, восемнадцатилетняя девушка Антона. А это Билл Кройцман.
Который из них? Уильям смотрел на стол с едой, у которого насыщался Перри, но сам стеснялся подойти и взять что-нибудь.
Тот мужик с усами, сказала Жизель. Который с сигаретой. Ты правда их не знаешь?
Нет. Fuck, да кто все эти люди?
Это The Grateful Dead.
Зашёл высокий блондин лет тридцати. В рубашке. В коричневых очках. Все девушки глядели на него, даже Олена.
«Вот таким я хочу быть, когда мне стукнет тридцать», подумал Уильям».
Ты должен что-то поесть, Бобби, сказал Билл Грэм. Тебе надо поужинать.
Вот мой ужин, блондин затянулся сигаретой, заметил Перри, переложил сигарету в левую руку и поздоровался.
Бобби! крикнул Антон. Мой любимый психоделический ковбой!
Энтони!