Следователь одобрил намеченный план и посоветовал прихватить с собой связку ключей, обнаруженных на месте происшествия. Вдруг, мол, окажется, что «Тойота» в угоне, а какой-либо из ключиков подойдет к гаражному замку Царькова.
Кедровая оказалась тихой полусонной улочкой, застроенной, как по линейке, небогатыми бревенчатыми домами. Вопреки названию на ней не было ни одного кедра. Вместо разлапистых сибирских великанов в некоторых палисадниках зеленели подрастающие елочки да сосенки. В придорожной мураве, выклевывая козявок, копошились суетливые воробьи. Тут же в поисках дармового питания лениво вышагивали голенастые бройлерные куры.
Пройдя добрую половину улицы, Слава остановился у приземистого старого пятистенника с выкрашенной ярко-красным суриком жестяной крышей. На низком, в две ступеньки, крыльце, свернувшись калачиком, дремал пушистый рыжий кот, а на входной двери домика висел большой амбарный замок. Такой же замчище «украшал» створчатые двери покрывшегося ржавчиной металлического гаража. Даже без примерки было ясно, что ни один из найденных возле сгоревшей «Тойоты» ключей к таким запорам явно не подходит. Сонную тишину улицы внезапно нарушил строгий голос:
– Молодой человек, тебе что надо?…
Голубев оглянулся. В ограде противоположной усадьбы, облокотившись на решетчатую калитку, стояла дородная пожилая женщина в длинном неопределенного цвета халате и сурово смотрела на него.
– Хотел поговорить с хозяином, да Георгия Васильевича вроде нет дома, – ответил Слава.
– Ну и нечего к его хозяйству приглядываться, – по-прежнему строго заговорила женщина. – Там уже все украдено. На прошлой неделе ночью разбойники уволокли последнюю алюменивую флягу, в какой Гоша воду от колонки возил.
Слава подошел к женщине. Улыбнувшись, сказал:
– Я из милиции.
– Почему не в милиционерской форме? – недоверчиво спросила женщина.
Пришлось показать служебное удостоверение. Лишь после внимательного изучения развернутых корочек женщина подобрела. Голос ее стал мягче:
– Извините, молодой человек. Облюбовали воры нашу улицу. Что ни ночь, то у кого-нибудь да что-нибудь утащат. Особо алюмений воруют. Лично у меня, к слову сказать, из баньки ковшичек сперли и даже проволочные закрутки, какими поврежденные штакетины были укреплены, открутили. Пришлось гвоздями забор чинить.
– Автомашины не угоняют? – закинул удочку Слава.
– Пока Господь миловал. Да у нас тут всего-то две машины на пятьдесят дворов. У Гоши Царькова – дорогая, японская. А у его соседа, старика Андрияна Пахомова, так себе… собранный из утиля «москвичонок».
– Когда Царьков бывает дома?
– Постоянно домоседничает.
– Но сегодня нет. И телефон его со вчерашнего вечера не отвечает.
Женщина пожала плечами:
– Позапрошлой ночью я почти не спала. Раз по разу вскакивала. Мерещилось, будто воры во дворе шарятся. Все окошки проглядела. У Гоши до утра свет горел. Наверно, стихи сочинял. Он постоянно по ночам сочиняет. Вчера его видела. Часа за два до грозы на своей черной японке куда-то поехал. Возвратился или нет из той поездки, не знаю.
– Где он работает?
– Нигде. Военную пенсию получает по ранению. После десятилетки не сумел поступить в институт и загремел в армию. Попал в такую часть, которую из Сибири отправили воевать в проклятый Афганистан. Там он перед концом службы получил сильную контузию. Рассказывал, будто взрывом бомбы так припечатало к каменной скале, что голова чудом не разлетелась вдребезги. Больше года от него не было никаких вестей. Нина Сергеевна – мать Гоши, царство ей небесное, куда только не писала! И в воинскую часть, и в министерство обороны – отовсюду молчок. Совсем отчаявшись, она заказала сорокоуст во всех российских монастырях, какие тогда существовали. Отправила им денежные переводы: кому – рубль, кому – два, кому – пятерку.