Под монотонное гудение мотора Слава мысленно представляя, как первоапрельским вечером, когда после двадцати часов уже наступают сумерки, по этой дороге ехали в новенькой «семерке» отец и сын Васютины, радуясь скорому возвращению домой с подарками для родственников. Автотрасса то вырывалась на просторную равнину с зелеными полями по обеим сторонам, то широкой просекой ныряла в сумрачный хвойный лес. В ту раннюю апрельскую пору поля еще не зеленели, а придорожные кюветы в лесу были занесены нетронутым зимним снегом, прикрытым от солнца густой кроной хвойных деревьев.
Изредка голубевского «Запорожца», словно стоячего, обгоняли шикарные иномарки с тонированными стеклами. Навстречу часто попадались легковые машины с кузнецкими номерами и груженые под завязку самосвалы местных коммерсантов, зарабатывающих на продаже кузбасского угля жителям сел, расположенных вблизи магистральной дороги.
Через час езды Голубев миновал указатель дороги на райцентр, сворачивающей с трассы влево от поселка Таежный. У поворота возле стационарного поста ГИБДД райцентровские гаишники досматривали вишневую «Ауди». Узнав среди инспекторов начальника районной ГИБДД майора Филиппенко, Слава коротко нажал на клаксон. Филиппенко в ответ махнул полосатым жезлом. Еще через час слева от трассы показалось село Раздольное с бревенчатым теремком «Шашлычной» на обочине щебеночной дороги, ведущей к райцентру. Отсюда до места нападения на Васютиных спидометр «Запорожца» показал ровно полкилометра.
Заглушив двигатель, Голубев стал высчитывать предполагаемое время преступления. По ориентировочным прикидкам, учитывая, что Васютины купили машину в конце рабочего дня, затем, по всей вероятности, не менее двух-трех часов закупали в разных новосибирских магазинах подарки да завозили Ивана Турунтаева на Волочаевскую, приехать к этому месту они могли только близко к полуночи. В такие поздние часы автотрасса обычно пустует, и под покровом ночи бандиты чувствуют себя неуязвимыми. Слава попытался представить картину нападения, однако ничего у него не получилось. Не было известно: то ли налетчики гнались за Васютиными из Новосибирска, то ли ехали из Кузнецка и, встретив одинокую легковушку, внезапно взяли ее на гоп-стоп.
Бесплодно помароковав несколько минут, Голубев развернулся и выехал на дорогу к райцентру. Время приближалось к обеду. Вспомнив, что сегодня после раннего домашнего завтрака во рту не было маковой росинки, Слава подрулил к шашлычной. По привычке замкнул дверцу «Запорожца» на ключ, неторопливо поднялся на резное крыльцо и через гостеприимно распахнутую дверь вошел в небольшой уютный зал, обустроенный под русскую старину.
В шашлычной находился один-единственный посетитель. Знакомый Голубеву раздоленский тракторист Кеша Упадышев, примостившись бочком у торца продолговатого стола возле буфетной стойки, сидел с ополовиненной бутылкой портвейна и что-то рассказывал буфетчице Лизе Удалой. На Кеше был почти новый темно-зеленый пиджак, на правой стороне которого красовались два значка «Ударник пятилетки», а на левой – три Памятных знака в честь 50-летия СССР, продававшиеся при советской власти в киосках «Союзпечати» по пятьдесят копеек за штуку. Лиза, в кружевном кокошнике и в белоснежном передничке похожая на новогоднюю снегурку, слушала рассказчика с недоверчивой лукавой улыбкой.
– Привет, крестьяне, – весело сказал Слава.
– Здравствуйте, – прищурив подкрашенные глаза, ответила Лиза, а Упадышев будто растерялся:
– Во, елки-зеленые, легок на помине…
Слава улыбнулся:
– У тебя, Иннокентий, сегодня что, поминальный день?
– На больничном я… – Кеша замялся. – Не к столу будь сказано, геморрой воспалился. Видишь, сижу набекрень…
– При геморрое вино пить нельзя.