Деньги, полученные от Актера в качестве откупных за гнилую шкуру его сынка-бандита, пришлись как нельзя кстати. Мести братков Артем не боялся. Знал: смена власти в группировке «карельцев» от Мастера к Лимону не удалась. В результате кровавой мясорубки на вилле авторитета оба были убиты. Лысый толстяк Лимон, который не участвовал в разборке, исчез с концами, видимо, сначала отлежавшись в безопасном месте, а затем драпанув с папиными деньгами куда подальше. Лидерство в группировке перешло к некоему Боре Стампу. Насчет него Лакин заметил, снисходительно ухмыляясь:
– Этому Гоблину до покойника Мастера – как до луны пешком. Не того веса бык. Рожей и рогами вышел, а вот с мозгами напряг. И у нас в конторе, и в РУБОПе на Стампа столько нарыто, что будет ходить по струнке, тише воды, ниже травы. А не захочет – в два счета выпишем бесплатную путевку в санаторий. И вообще – сдается мне, что долго он в роли авторитета не задержится. Сожрут свои же. Слабо ему власть удержать.
Что касается подонка Киржача, счастливо избежавшего зоны, то, по сведениям Макса, столичные покровители объявили слишком забуревшего местного ставленника «вне закона и понятий», круто опустили на лавы и предложили убираться куда подальше. Извращенец в темпе тарантеллы расплевался с супругой, собрал манатки, сел в джип и укатил в неизвестном направлении. Так что ждать проблем с этой стороны, видимо, не стоит.
…А насчет прочитанной когда то в журнале «Здоровье» статьи, про которую Артем неожиданно вспомнил в первую же ночь после выхода жены из роддома, вышло очень любопытно! Описанная профессором медицины чуткость невероятным образом миновала Анюту, но столь же странным образом досталась молодому отцу. Именно Артем первым продирал глаза всякий раз, как только Павлик кряхтел, шевелился в своей кроватке или начинал плакать. Продрав глаза, перенявший материнский инстинкт отец семейства первым делом бросал взгляд на мирно спящую Анюту, после чего вставал и в зависимости от нужды переодевал Павлика или кормил его, ненасытного проглота, из соски сцеженным заранее материнским молоком. Затем, клюя носом от недосыпания, долго укачивал на руках, осторожно опускал назад в кроватку, падал без сил рядом с женой и отключался. Нередко – для того, чтобы через каких-нибудь полчаса-час снова, едва не подпрыгнув от произведенных спящим сыном шебуршений, продрать глаза, встать и на автопилоте проследовать к источнику звука с целью выяснения причин аврала.
Удивительно, но и без того устающему на работе в бистро Артему и в голову не приходило, проснувшись среди ночи, просто растолкать сладко сопящую рядом Анюту, перепоручив ей заботу о сыне. А потом накрыть голову подушкой и снова провалиться в сон. Первый раз это случилось лишь после того, как, сменив описанный памперс и укачав сына, Артем присел на секундочку и – уснул сидя в кресле, едва не выронив Павлика из ослабевших рук. В последний момент, правда, очнулся и сумел поймать скатившегося на колени ребенка. Но от этого проснулся не только мальчик, но и разбуженная криком Аня. Оценив все глубину момента, молодая мама поспешно отбросила одеяло, встала, нежно взяла из рук бледного, как мел, мужа елозящего и орущего карапуза, нежно чмокнула Артема в колючую щеку, потерлась носом о кончик его носа и сказала:
– Так больше нельзя, милый. Тебе нужно нормально отдыхать. – И добавила с улыбкой: – Не волнуйся, Грек, я справлюсь не хуже. Хотя… Что бы я без тебя делала, а? Горе ты мое луковое. Ложись давай, нянь усатый…
Упоминание про усы было не случайным.