Но - тысяча чертей тебе! Почему бы не написать по-человечески, что это за товар такой, которым ты торгуешь? Почем аршин? Или его продают на вес? Откуда мне знать, что это такое и с чем это едят? И еще одного я не понимаю: вот, ты говоришь, купил товар, и вот уже имеешь прибыль? Что же это за товар, который растет в цене, как на дрожжах? "Мухоморы, - говорит моя мама, - и те без дождя не растут!" А если товар и в самом деле вздорожал, почему же ты его не продашь? Чего ты ждешь? Чтоб к нему и подступу не было?
А почему ты не пишешь, где остановился, как столуешься? Как будто я тебе чужая, не жена до ста двадцати лет, а какая-нибудь полюбовница поганая! Как мать говорит: "Уйдет корова в стадо, так "до свидания" не скажет!"
Послушал бы ты меня, Мендл, расторговался бы поскорее, собрал бы наличные и приехал бы домой. Найдешь здесь более приличное дело, чем вот это самое... Знать бы мне так лихорадку, как я знаю, что это такое!
И будь здоров, как желает тебе от всего сердца
твоя истинно преданная супруга Шейне-Шейндл.
III
Менахем-Мендл из Одессы - своей жене Шейне-Шейндл в Касриловку
Моей дорогой, благочестивой и благоразумной супруге Шейне-Шейндл, да здравствует она! Со всеми домочадцами!
Во-первых, уведомляю тебя, что я, благодарение богу, пребываю в полном здравии и благополучии. Дай бог и в дальнейшем получать друг о друге только радостные и утешительные вести. Аминь!
А во-вторых, да будет тебе известно: меня нисколько не удивляет, что ты не понимаешь, в чем смысл "Лондона". Коль скоро опытные купцы, бородачи, об этом понятия не имеют, так где уж тут разобраться женщине? Поэтому я все объясню, чтобы ты поняла, в чем тут дело.
Надо сказать, что "Лондон" - материя тонкая. Продают его только на словах, а видеть никто его не видит. И каждую минуту он то дорожает, то дешевеет. То "гос", то - "бес". Это значит, что рубль в Берлине то повышается, то понижается. Все зависит от Берлина: как Берлин скажет, так и будет! Курсы прыгают вверх и вниз, как сумасшедшие, депеши летят туда и сюда, а люди носятся, как на ярмарке, делают дела, получают прибыль, а среди них и я. Шум, суета - одуреть можно! Вот, например, вчера я сделал "стеллаж"*, стоил он мне полсотни, а сегодня утром, ровно в двенадцать часов, от моей полсотни и следа не осталось!
Но ты, наверное, не знаешь, что значит "сделать стеллаж", - надо тебе это объяснить. Дают, к примеру, полсотни за день, а тот "ставит курс". Ты можешь сделать из этого "стеллажа" "две стороны": то есть два "беса" или два "госа", а то и просто остановиться и продать другому "втемную" до "закрытия" (так у нас в Одессе называется предвечернее время, как у вас, скажем, сумерки). И вот, если курс "отстает", то полетели твои пятьдесят рублей. Вот это значит "сделать стеллаж".
Но только ты не огорчайся, дорогая моя жена! Потерять полсотни - по здешним делам сущие пустяки! Бог поможет, пойдет "правой стороной", и я заработаю деньги, много денег! А насчет того, что ты пишешь о векселях дяди Менаше, то ты ошибаешься. Черт его еще не взял, он еще пользуется доверием! Если бы я уступил хоть немного, у меня бы эти векселя с руками оторвали! Но я не желаю. Если понадобятся деньги, я лучше продам парочку "госов" или "бесов". Но мне и это сейчас ни к чему. Я лучше куплю еще один "стеллаж". Чем больше "стеллажей", тем лучше! Ляжешь спать со "стеллажом", так и спится по-другому!
Так как я сейчас очень тороплюсь, то пишу тебе вкратце. Бог даст, в следующем письме напишу обо всем подробно. Пока дай бог здоровья и удачи.
Твой супруг Менахем-Мендл.
Главное забыл! Ты спрашиваешь, где я остановился и что ем? Так пишу тебе, жена моя, что я и сам не знаю, на каком я свете. Одесса - огромный город, все здесь очень дорого, дома высоченные - до небес, полчаса надо карабкаться по железным лестницам, пока доберешься до своего пристанища под самым небом. Окошечко крошечное, как в тюрьме. Я просто оживаю, когда наступает день и можно вырваться из этой тюрьмы туда, на Греческую.