– Что вас привело в эти края?
– Ну, может быть, то, что здесь, в окрестностях Фонтенбло, много зелени. Я люблю бродить по лесу. И от Парижа недалеко. Я пожил в Париже неделю, походил, посмотрел.
Том замедлил шаг. Любопытно, отчего паренек заинтересовался им настолько, что даже выяснил, где он живет.
– Давайте‑ка перейдем на другую сторону, – сказал он.
До бежевой полоски гравия, освещенной лампой над парадной дверью особняка, было теперь несколько ярдов.
– Как получилось, что вы даже знаете, где я живу? – спросил Том.
По тому, как юноша опустил голову, по тому, как дрогнул свет фонарика, Том понял, что его вопрос привел того в замешательство.
– Это вас я видел вот тут у дороги дня два‑три назад, верно?
– Верно, – тихо ответил паренек. – Я встречал ваше имя в газетах – еще в Америке и, раз уж оказался рядом с Вильперсом, решил посмотреть на ваш дом.
«Так‑так, в газетах, значит. Только зачем ему это понадобилось?» – подумал Том. Он, разумеется, знал, что в Штатах на него заведено досье.
– Велосипед в деревне оставили?
– Нет.
– А как же вы сегодня собираетесь добраться до Море?
– Автостопом. Или пешком.
Семь километров?! С чего бы это пускаться в столь долгий путь после девяти вечера, если тебе не на чем добраться домой?
Слева от парадных дверей слабо светилось окно: значит, экономка мадам Аннет уже у себя в комнате, но еще не легла.
– Можете, если хотите, зайти и выпить еще кружечку пива, – предложил Том, берясь за неплотно прикрытую створку кованых ворот.
Юноша сдвинул темные брови, прикусил нижнюю губу и опасливо взглянул на парные башенки, украшавшие фронтон Бель‑Омбр, будто ему предстояло принять решение чрезвычайной важности.
– Я... – начал он и запнулся.
Недоумение Тома возросло.
– У меня машина. Я потом сам отвезу вас в Море, – сказал он.
Паренек молчал. В чем дело? Может, на самом деле он вовсе и не живет в Море?
– Благодарю вас, хорошо, я зайду на минутку, – наконец ответил юноша.
Они прошли через ворота. Том их прикрыл, но не стал запирать, оставив большой ключ в замке с внутренней стороны. Ночью его обычно прятали под кустом рододендрона рядом с оградой.
– К жене приехала подруга, – сказал Том, – но мы можем выпить пива на кухне.
Парадные двери оказались тоже незапертыми. В гостиной горел свет, но Элоиза и Ноэль, очевидно, уже поднялись наверх. Обычно Ноэль с Элоизой болтали до глубокой ночи либо в комнате для гостей, либо у Элоизы в спальне.
– Что будете пить – кофе или пиво?
– Как тут мило! – сказал юноша, оглядывая гостиную. – Вы умеете играть на клавесине?
– Беру уроки два раза в неделю, – с улыбкой ответил Том. – Пойдемте же на кухню.
Том свернул налево, и через холл оба они прошли в кухню. Том зажег свет и достал из холодильника упаковку «Хейнекена».
– Есть хотите? – спросил Том, заметив на полке холодильника остатки ростбифа, завернутые в фольгу.
– Спасибо, нет, сэр.
Там, в гостиной, взгляд юноши задержался на двух картинах: одна – «Мужчина в кресле» – висела над камином, другая, чуть поменьше, кисти Дерватта под названием «Красные стулья» – на стене возле большого, до пола окна. Паренек почти сразу отвел взгляд от картин, однако же это не ускользнуло от внимания Тома. Странно – почему он заинтересовался именно Дерваттом, а не большей по размеру, выполненной в ярких сине‑красных тонах картиной кисти Соутена, которая висела над клавесином?
Том жестом пригласил гостя присесть на диван.