Той же ночью, вспоминает Ядвига Соснковская, «на том же самом сосновом столе под скальпелем хирурга умерла молодая беременная женщина лет девятнадцати от роду, внутренности которой были вывернуты наизнанку взрывом бомбы. До родов ей оставалось всего несколько дней. Мы так и не узнали, кто был ее мужем и из какой семьи она происходила. Эту неизвестную женщину похоронили в братской могиле вместе с погибшими солдатами».
Стойкость варшавян подходила к концу. Даже решимость 140 000 солдат более не могла ее поддерживать. Начали ходить безумные слухи последнее прибежище отчаявшихся. Говорили, что какой-то польский генерал движется с Востока во главе советских войск. Другие утверждали, что видели, как советские аэропланы, на которых изображены серп и молот, сошлись в бою с немецкими самолетами над городом. На самом деле на советские самолеты наносились пятиконечные звезды, а не серп и молот. Впрочем, на такие детали никто не обращал внимания, и слухи о скором спасении распространялись.
Однако неизбежно было не спасение, а возобновление штурма немецкой армии. Утром 26 сентября генерал фон Браухич отдал 8-й армии вермахта приказ о наступлении. Тем вечером командир польского гарнизона запросил перемирия, но фон Браухич отказал. Он был готов принять только полную капитуляцию. Город продолжал сражаться. В тот же самый день на конференции, проведенной в Берлине в строжайшей секретности, немецкие ученые обсуждали, как можно использовать энергию расщепления атомного ядра. Им было ясно, что возможным его результатом может быть мощный взрыв. Следовало сделать «урановую печь», дистиллировать большой объем тяжелой воды, что требовало существенных трат. Военное министерство Германии, восхищенное вероятностью создания оружия, обладающего решающей мощностью, согласилось финансировать необходимые сложные эксперименты. Для них оказались доступны любые нужные средства.
В два часа дня 27 сентября Варшава пала; 140 000 польских солдат, более 36 000 из которых были ранены, сдались в плен. На протяжении следующих трех дней немецкая армия не делала попыток войти в город. «Они боятся, писал польский офицер в дневнике, запустить своих солдат в город без света и воды, полный больных, раненых и мертвых».
Умерли сотни раненых польских солдат и гражданских лиц, которые могли бы быть спасены, если бы им оказали медицинскую помощь. Это не входило в планы немцев. Ко дню сдачи Варшавы Гейдрих смог с видимым удовлетворением доложить: «На оккупированных территориях от польских высших классов в наличии остается максимум 3 %». Слова опять маскировали реальность: «в наличии» здесь означает «в живых». Многие тысячи, а возможно, и десятки тысяч польских учителей, докторов, священников, землевладельцев, предпринимателей и местных чиновников были схвачены и убиты. Даже названия некоторых мест, где их содержали, пытали и убивали, стали синонимом страданий и смерти: Штуттгоф близ Данцига, Смукала у Быдгоща, жировой завод в Торуни, VII форт Познани, лагерь Зольдау в Восточной Пруссии. В церковном диоцезе Западной Польши были арестованы две трети из 690 священников, 214 из них расстреляны. Польша стала первой жертвой нового варварства войны внутри войны неравного боя военных победителей и гражданских пленников.
2
Разгромленная Польша
ОКТЯБРЬ 1939 г.
Лондон и Париж были потрясены падением Варшавы. Англичане и французы глубоко сочувствовали судьбе поляков. Они удивились скорости немецкого наступления, в то же время чувствуя стыд за то, что не помогли или не могли помочь Польше сопротивляться этому вторжению, но еще сильнее испытывая страх, что специалисты «молниеносной войны» обратят свое оружие и тактику против Запада. В Британии этот страх усиливался подозрениями, что немецкие агенты должны были просочиться во многие сферы британской жизни, чтобы информировать Германию о военных приготовлениях и саботировать британскую военную промышленность.
Британская публика, однако, не знала, что почти все немецкие агенты, за исключением очень немногих, были арестованы в самом начале войны, что осталось тайным и невоспетым триумфом британской разведки. Немцы об этом не знали. То было не единственное их поражение в тайном мире шпионажа. 28 сентября 1939 г., на следующий день после падения Варшавы, абвер угодил в странную ловушку. В тот день уроженец Уэльса Артур Оуэнс, которого немецкая разведка считала одним из своих агентов, перебрался из Британии в Нидерланды, чтобы установить контакт со своим немецким начальством; на самом деле он работал на Британию. Шефы из британской разведки дали Оуэнсу кодовое имя «Сноу». Ему удалось убедить немцев, что он создал серьезную сеть агентов Германии в Уэльсе. Теперь он просил инструкций и денег. Ему дали то и другое, и он возвратился в Британию. Так началось то, что британские связисты окрестили в духе кодовых названий шпионажа военного времени системой двойного надувательства, или XX. Она должна была полностью обмануть немцев. Через две недели Оуэнс вернулся в Голландию с новым мнимым членом сети немецкой разведки. Это был Гвайлим Уильямс, отставной полицейский инспектор из Суонси, прежде активный участник уэльского национального движения. Немцев вновь удалось провести. Они не только поручили Уильямсу, получившему у них кодовое обозначение агент А-3551, ряд саботажных миссий позднее он убедил немцев, что выполнил их, а также дали ему адрес одного из очень немногих настоящих немецких агентов в Британии, которого не вычислила британская разведка. Это был агент А-3725, который теперь присоединился к системе XX под именем «Чарли». К концу года эта ложная шпионская организация почти ежедневно посылала радиосообщения немецкой разведке в Гамбург, набирала новых фиктивных агентов и готовила бутафорскую схему саботажа План Гая Фокса[4], предполагавший отравление резервуаров в Уэльсе, которые обеспечивали водой заводы, производившие самолеты и боеприпасы в промышленно развитом регионе Мидлендс.