* * *
Последний раз Наталья Александровна приезжала в Одессу с мужем и сыновьями ещё до войны. Прошло почти шесть лет. А сколько за это время всего произошло! Мир перевернулся! Россия перевернулась!
Тогда они были все вместе. Георг, как она называла мужа, живой. Тринадцатилетние близнецы рядом, постоянно спорящие о пустяках, как она тогда считала. Но эти пустяки разъединяли их с каждым прожитым днём, пока они не стали так розно думать и поступать, будто вовсе не из одной семьи. А Георг! Сколько лет его помнила всегда ратовал за справедливость. Именно потому и заинтересовал её в юности. Она им восхищалась Мечты юности о справедливом обществе и счастливом народе под мудрым правлением. Какими же они были утопистами! Благо, хоть она ушла от политики, её захватили материнская любовь и забота, всё остальное стало не столь важным. Была права или нет, кто разберёт? Но всё, что происходит ей совсем не нравится и появился страх за детей, который растёт с каждым днём, с каждой доходящей до неё новостью. Она почти в панике. Никогда не поверила бы, что когда дети вырастут, она не будет знать, что делать. Кто знает, может и лучше, что Георг не дожил до этого хаоса
Как прекрасно они ехали шесть лет назад. Отдельное купе, везде чистота и порядок. В коридоре ковровая дорожка. В умывальнике постоянно вода и душистое мыло. В туалете опрятно. Любезный проводник. В любое время можно налить горячий чай. Обедали в вагоне-ресторане или на станциях, где пахло цветами.
А, что ныне?! Наталья Александровна спешила отправиться до весенней распутицы, потому что не знала удастся ей сесть на поезд или придётся добираться по дорогам, среди которых большинство грунтовых. Её небольшой чемодан в толпе чуть не оторвали вместе с рукой. За билетами толкотня. Она отчаивалась и надеялась. Всё ж таки билет достался. Сначала надо доехать до Киева. Перед вагоном её оттеснили и Наталья Александровна чуть не подвернула ногу, едва удерживаясь на платформе, потом сдвинули и напор понёс снова ко входу в вагон. Кое-как забралась. Место досталось и даже у окна, её туда запихнула толпа. Сидели на деревянных скамьях тесно. Пришлось утешаться поговоркой: «лучше плохо сидеть, чем хорошо стоять». В вагоне гул многоголосицы, смешение запахов. Вокруг очень близко совершенно чужие, даже трудно понять, что за люд, среди них есть в солдатских шинелях и шапках. От всего этого у Натальи Александровны слегка кружилась голова и подташнивало.
Весь этот разнообразный и пёстрый люд раздражал, а некоторые так даже возмущали, например, как парень в грязном полупальто, который плевался шелухой от семечек или женщина, обмотанная платками, что бросала взгляды на неё из-под лобья, будто Наталья Александровна задолжала ей очень важное и не отдаёт долгие годы; или мужик, сидящий через проход рассматривал, можно сказать, нагло и оценивающе, а ведь года три назад он или такой как он не посмел бы так смотреть; или те, что рядом пара крупные мужчина и женщина не сели, а прямо плюхнулись, прижав её к стене, не спросив разрешения. Доносились из разных мест вагона грубые замечания по разным поводам. Наталье Александровне хотелось уйти и не попадать в подобное сборище, но надо ехать.
И вот что-то громыхнуло, серое небо прикрыл ещё более серый туман, сквозь щели в окнах просочился запах угольного дыма. Платформа сдвинулась. Поплыли вдоль вагона куда-то назад арочные проёмы под крышей над платформой. Под полом вагона размеренно застучало. Поплыли угловые башни центральной части вокзала, да и весь величественный каменный вокзал ушёл назад, за ним и другие постройки. Стали пятиться горбатые улицы Курска, удаляться купола церквей и колоколен. Замелькали косые металлические балки железнодорожного моста через Сейм.
Наталья Александровна боялась встать, потому что могла остаться без места, но и терпеть дольше нельзя. Она попросила соседа, по виду мещанина, чтобы был столь любезен и посторожил её место. Милая улыбка на него не особо произвела впечатления, но всё же помолчав, выдавил: «посторожу». Наталья Александровна двинулась в сторону туалетной комнаты. Ещё не дойдя, почувствовала запах, отбивший желание продолжать путь, но организм требовал освобождения. Превозмогая отвращение женщина открыла дверь и чуть не стошнило. Надо входить. Она закрыла дверь изнутри. Наталья Александровна с ужасом смотрела в дыру, в которой мелькали шпалы. В эту дыру не проскочишь, но нога застрять могла вполне. Она прошипела: «скоты!» Что делать? Акробатическими навыками не обладала, чтобы стоять над этой дырой и не попасть ногой в неё и в то, что рядом с ней, вокруг неё. И те, кто едет и ехал в этом вагоне тоже не обладали подобными навыками, потому что вокруг дыры густо громоздились засохшие и свежие отходы организмов многих пассажиров. Наталья Александровна, превозмогая брезгливость и гадливость, думает, как ей быть? И стоит ли идти в другой вагон? Потом вспомнила о чемодане, оставленном на своём сиденье и поспешила