Слава Богу, великие люди, ушли, умолкли. Но злой рок родил третьего еврея, русского раввина Бланка (Ленина), который в отличие от Маркса и Энгельса плохо излагал свои мысли, путано орал на трибунах. Рабочие слушали и ничего не понимали, и, возможно потому назвали его гением.
У Ленина слог, как он сам писал: шаг вперед, два шага назад. Излагая свои мысли, он был страшно безалаберным, не аккуратным, слог у него получался какойто топорный и противоречивый. Кроме этого Ленин, не стесняясь, присваивал чужие мысли, как он выражался «экспроприировал экспроприированное». Даже у Маркса он слямзил, а точнее, украл известную фразу о пролетариате, у которого нет отечества. Ленин чутьчуть подправил и вышло: «Пролетариат не может любить того, чего у него нет. У пролетариата нет отечества». Правда, похоже, как две капли воды? И так было всегда. Его многотомные, бестолковые труды никто не подвергал сомнению. И мы не станем этим заниматься, вернее, копаться в ленинском марксистском мусоре, скажем лишь, что в советский период, начиная от пионера, до академика, все потели над его никчемными трудами, ничего в них не понимая, ибо понять, что дым от костра поднимается не вверх, а в яму, совершенно невозможно.
2
Личная жизнь Ильича изменилась, как только он переехал из Петрограда в Москву. Комнаты в Кремле все еще были не готовы, не успела подсохнуть штукатурка в некоторых помещениях, был сорван заказ на доставку обоев, пришлось временно поселить Ленина и его семью в гостиницу «Националь». Это было неожиданно для вождя и его многочисленных родственников. Видя, что Инесса грустит, он чаще стал приходить в ярость. Надежда Крупская, его законная супруга, стала чаще заходить к мужу: заваривала чай, убирала со стола, смотрела, не пролил ли вождь чай на брюки, поправляла жилетку, а иногда и награждала поцелуем в лысину. Вождь злился, фыркал и грозил пальчиком.
Ты, Фишберг, не заигрывай, мне уже никто не нужен. Ты видишь, что Инесса страдает, я уже не знаю, куда ее девать.
Правда, что ли? Хи хи, дождалась. Володенька, да мы с тобой, ты еще совсем не старый, это я выгляжу старше своих лет. Жаль, что базедова болезнь меня так изуродовала. И, и если ты не хочешь клубнички, то и я не хочу, ты мне как мужчина, по барабану, все равно что столб в центре улицы: увижу обойду. Не переживай, в штаны лезть не буду. А чтоб в семью вернулся хочу, мы же в церкви венчались, перед Богом давал обет в верности.
А ты Маркса читай. И мои произведения, и тогда поймешь: Бога нет, это я, Ленин бог. Поняла? Иди читай Маркса Мордыхая.
Надоел мне твой Мордыхай, хуже горькой редьки.
Читай, читай, пока не понравится. Вот когда понравится, приходи, поговорим.
Вспомним молодость, так?
Приблизительно. А пока уходи, ко мне должен прийти Дзержинский.
Вот слышу стук сапог, бегу, Володя, убегаю, пока, родной. Смотри, чтоб не того. Дзержинский страшный человек, он мастер пулять в затылок. Если что зови.
* * *По свидетельству КацнельсонаСвердлова Москва произвела на ленинских непрошеных гостей тягостное впечатление и, должно быть, на самого вождя тоже. После столицы России Петрограда, Москва показалась незваным гостям-«благодетелям» глухой провинцией, с плохо мощеными кривыми и узкими улицами, с облезлыми фасадами, обшарпанных домов, выбоинами на стенах от пуль во время переворота и черными пятнами от поджогов. Самые высокие здания в пять этажей соседствовали с одноэтажными, убогими, деревянными строениями, с покосившимися крышами, готовыми провалиться от небольшого снега, смоченного дождем во время оттепели.
У самого подъезда гостиницы «Националь», где поселился великий и мудрый Ильич вместе с семьей в разных комнатах, и многочисленными родственниками, переехавшими из Сибири, торчала какаято буржуазная часовня, увенчанная большим деревянным крестом. Ленин враждебно посмотрел на часовню и приказал БончБруевичу убрать этот крест, к обеду и саму часовню, но Бонч Брунч только развел руками, у него обострился жуткий простатит, и разрыв в прямой кишке у самого выхода; он все время бегал за угол. Но там можно было только отлить, а облегчиться никак.
Как всякий человек, БончБрунч ждал благодарности за организацию переезда, а тут новые невыполнимые требования. Он вроде бы кивнул головой в знак согласия, но так и ушел, не зная, как свалить этот крест.