Но не стану и — более того! — сделан все от меня зависящее, чтобы никому в этих стенах не вздумалось побренчать доспехами.
— Я бы сказал: просверкать погонами.
— Именно. Как это ты умудряешься всегда подбирать более точные слова, чем я?
— Талант.
— Талант. И вот, кстати, о твоем таланте, старик. Я не прошу тебя подумать над этой бумажкой. — Хозяин кабинета постучал пальцем по какому-то документу в раскрытой папке.
Несложно было догадаться, что перед ним заявление полковника Мура об отставке, которое чья-то прилежная рука уже вложила в его личное дело.
Стив подумал об этом мельком и тут же не без удивления обнаружил, что его совершенно не интересует содержимое папки.
Нисколько не интересует.
Хотя там, надо полагать, имелось немало любопытной информации о нем, накопленной за долгие годы службы. Возможно, некоторые сведения были ему неизвестны. Но даже редкая возможность узнать о себе что-то новое не разбудила его любопытства.
«Тем более надо уходить», — подумал Стив, но вслух не сказал ничего.
Его собеседник тем временем продолжал:
— Почему? Да потому, что ты подумал раз сто, если не больше. И потому же я не прошу тебя передумать.
— Спасибо.
— Подожди с благодарностями. Одна просьба у меня все же есть. И я буду настаивать, чтобы ты ее исполнил. Во имя тех лет, что мы пахали под этой крышей, черт возьми! Чего-то они все-таки стоят?
— У тебя появился пафос.
— Правда?.. Пожалуй. Это старость. Старики всегда пафосны. Не замечал?
— Скорее не задумывался. Так в чем же просьба?
— Очень просто. Один только вопрос. Но я хочу, чтобы ты ответил, а не отболтался. как умеешь.
— Почему?
— Вот именно, парень, почему?
— Тоже очень просто. Я устал.
— И?..
— Все.
— Точка?
— Точка. Впрочем, если хочешь — восклицательный знак.
— Это будет пафосно.
— Пожалуй.
Стив понял, что вопросов больше не будет.
С тех пор он почти безвыездно жил на Барбадосе, наслаждаясь одиночеством, и более всего на свете благодарил Господа за то, что о нем никто не вспоминает.
Впрочем, неожиданный звонок Энтони Джулиана скорее обрадовал его, нежели расстроил и уж тем более — разозлил. Тони принадлежал к немногочисленной когорте людей, чьим обществом Стивен Мур никогда не тяготился а дружбой — дорожил.
Дожидаясь лорда, он испытал даже легкое, приятно-, волнение — давно забытое чувство. И встретил гостя на пороге своей виллы — небывалое дело! — стихами.
— Не ждал, Стив? — Тони легко поднимался по ступеням.
— Мне… м-м-м… неожиданность мила.
Она в волненье привела
Давно умолкнувшие чувства…
[18]
Верный своей манере, Стив смотрел лукаво и явно подтрунивал, странно, нараспев, отвечая на чужом, смутно узнаваемом языке.
— Что это? Стихи? Русские, похоже?
— Это Пушкин, Энтони. Он не русский.
— Да, я что-то читал. Эфиоп, по-моему?
— Я не о том. Пушкин принадлежит миру. Они наконец пожали друг другу руки и продолжили разговор, направляясь к дому.
— Я предполагал нечто подобное. Россия все же покорила тебя, Стив. Ты не захотел больше шпионить против Пушкина и подал в отставку?
— Пушкин здесь ни при чем. Впрочем, в одном ты прав — Россию я, пожалуй, люблю.
— Тогда мы столкуемся. Окончательно они столковались к концу дня.
— Принял, — отозвался наконец отставной полковник Стивен Мур, отвечая на предложение лорда Джулиана возглавить службу безопасности только что созданной компании «White Star». — Когда прикажете приступить к исполнению обязанностей, сэр?
8 марта 2001 года
Россия, Моздок
— Выходит так, что ваши люди даже не пытались вступить в переговоры и сразу же открыли огонь?
— С праздником, доктор!
— Спасибо. Но вы не ответили на вопрос.
— С праздником, доктор!
— Вы повторяетесь, полковник.
— А мне кажется, что вы меня не слышите.