Новое письмо Василики было в основном о подготовке к свадьбе в Аскаре. Это испортило мне настроение окончательно, напомнив, что женитьба Альберта на Амельке неизбежна.
В Альмагарде подготовка тоже шла полным ходом, сводя с ума меня, Альберта, Рональда и всех, кто имел к ней хоть какое-то отношение. Во дворце появилось так много нового народа, что днём было порой невозможно пройти по коридорам. Приходилось использовать потайные ходы. Альберт терпел эту суету как мог, но было видно, что он держится из последних сил, чтобы не наорать на вечно лезущих к нему советчиков и советников, отвлекавших его от работы.
Однажды, когда мы с Альбертом уже третий час соотносили отчёты по затратам золота во всех областях королевства, вычисляя, в какой именно градоправитель ворует, один из министров влез с вопросом:
Какими цветами молодой король желает украсить перила для церемонии?
Альберт не выдержал и рявкнул:
Ромашками!
Министра с его энтузиазмом как ветром сдуло. Наверное, отправился к себе вырезать из бумаги ромашки, потому что была глубокая осень, и живых цветов, кроме оранжерейных роз, в королевстве не осталось.
Будем теперь звать его «Ромашечкой»! попыталась я подбодрить Альберта, не отрываясь от отчётов. Альберт был слишком зол, чтобы оценить.
Другие министры тоже проявляли изобретательность. Они заметили, что каждый день по королевскому дворцу проходит не меньше ста незамужних девиц, мечтающих случайно столкнуться с королём в коридорах или попасть в королевскую швейную мастерскую, где полным ходом шёл пошив свадебного наряда. Швейная мастерская не выходила из их кучерявых голов. Дело в том, что в Освии существовало поверие, что, если девушка коснётся мужских панталон, то их хозяин непременно воспылает к ней страстью. Члены клуба разбитых сердец были готовы отдать все свои деньги за этот призрачный шанс покорить короля.
Министры им его предоставили. Они вовремя смекнули, что это настоящая золотая жила, и начали продавать билеты на экскурсию по дворцу, заканчивавшуюся в вожделенной швейной мастерской.
Расчёт министров оказался точным. Девушки хлынули во дворец рекой. Они каждый день приходили посмотреть, как портные смётывают, подгоняют, расшивают золотом и строчат. Девицы поселились бы под дверями мастерской, но бой равнодушных часов и строгие дворцовые смотрители, заставляли их возвращаться домой после шести вечера. Доход от королевских панталон превзошёл все ожидания, и с лёгкостью покрыл годовые затраты королевства на образование.
Альберт даже не знал об этой авантюре, пока в один день не пришёл на примерку и не увидел толпу девиц умилённо наблюдающих, как шьётся его исподнее. Молодого короля так впечатлило это зрелище, что он заставил всех министров, принимавших участие в организации экскурсий, целую неделю очищать городские улицы от мусора. Он приказал держать двери мастерской закрытыми и не пускать в неё посторонних.
Но тут уже портные нашли лазейку и стали проводить к себе под видом помощниц самых целеустремлённых и богатых поклонниц короля, а за дополнительную золотую монету, ловко сунутую в карман, они давали им прикоснуться к вожделенным панталонам. Каждая из девушек, побывавших в мастерской, думала, что король забудет Амель, найдёт её, ту самую, единственную, и женится на ней. Таких «единственных» проходило через мастерскую не меньше, чем по десятку в день, и, чтобы они не залапали настоящее исподнее Альберта, портные подсовывали им наспех скроенную подделку.
Я боялась представить, из чего шьют сейчас платье для Амель. Очень хотелось верить, что не из волос болотниц и не из чешуи перламутровых русалок. Принцесса проявляла жестокость и фантазию при выборе нарядов. С ужасом я отсчитывала дни до приезда Амель во дворец, их оставалось всего девять.
Тяжело вздохнув, я посмотрела на часы. Было восемь вечера. День, как и обещал Рональд, прошёл незаметно. Его всё ещё не было. Дождь по-прежнему лил. Тревожные мысли опять стали сдавливать меня, и я решила поискать Альберта, чтобы немного отвлечься, но мне не повезло. Альберт закрылся в своём кабинете и скрипел пером так громко, что было слышно снаружи. Я села за небольшой стол в соседней комнате, предназначенной для ожидания великой милости аудиенции. Уронив голову на сложенные руки, а стала наблюдать за блестящим часовым маятником, сонно качающимся из стороны в сторону. Минуты, которые Альберт тратил на письмо к Амельке, превращались для меня в вечность. В животе знакомо щекотало.