На слуху победы Улу-Мухаммада, некоторые из которых (взять, например, знаменитую битву под Белёвом) верх воинского искусства и удачливости. Вопрос об основании Улу-Мухаммадом Казанского ханства очередной повод для споров историков. Мнения учёных вновь разделились, как по году основания государства, так и по имени основателя. Был ли первым ханом Казани сам Улу-Мухаммад или его сын точно неизвестно. Но, на мой взгляд, важно другое: хан присутствовал в этот период на булгарских землях, отсюда выступал в походы на Русь, и, несомненно, не без его участия были заложены основы будущего государства.
Не стоит забывать, что исторический роман это всё же художественный вымысел, основанный на существовавших событиях и фактах с персонажами, прототипами которых послужили исторические личности. И эти личности были так велики и оставили столь заметный след в истории, что невозможно не вспоминать и не писать о них.
Главы из романа
Часть 2
Глава 1
Весну в Сарай ал-Джадид на своих сильных крыльях принесли горделивые гуси. Кряквы и мелкие чирки оживили спавшие прежде под панцирем льда равнинные озёра и реки. Птицы наполнили весёлым гомоном окрестности, громко заявили об окончательном наступлении тепла. Малые озёрца, как блюдца на ладонях матери-степи, переполнились вешними водами. Оттаявшие и пробудившиеся поднялись с илистого дна лягушки, вплели в радостный хор свои голоса, попутно вылавливая липким языком жужжащих насекомых. Беззаботные квакушки грелись на солнышке и не успевали заметить, как оказывались в клювах длинноногих журавлей-красавок. А те в поисках обеда покрывали озёра и лиманы белоснежными облаками, и не было зрелища более дивного, чем это.
Вскоре хлопотунья-весна расстелила по равнинам и холмам ковры из красных и жёлтых тюльпанов, а позже готовилась сменить наряд на тёмно-лиловые покрывала из дурманящего шалфея. Жители городов словно пробудились ото сна. По-особому зазвенели молотки и молоточки в ремесленных слободах; наполнились оживлением базары; на улочках всё чаще слышались смех и песни. Караваны верблюдов, звеня бубенцами на гордо вскинутых головах, величаво шествовали в распахнутые ворота. В восточных рядах, слегка опустевших после зимней торговли, выкладывали дорогой товар из Персии, Генуи, Венеции, из земель Мавераннахра.
Тёплые деньки позвали на улицу древних стариков, и они выбирались из саманных домов, подставляя солнцу коричневые, сморщенные лица. Поэты наперебой читали газели, певцы и сказители собирали на площадях толпы почитателей, радовали народ невиданным вдохновением. Музыканты сопровождали их творения летящими напевами домбры и кубыза, завораживающими мелодиями флейт, весёлыми раскатами барабана. Жизнь обновлялась, отодвигала зимнее брюзжание, холодное недовольство, тревоги и заботы.
И ханская свита под кровлей дворца с золотым полумесяцем на самой высокой башне, казалось, позабыла о неудачах хана Тохтамыша. Минуло два года, и повелитель воспрянул духом, оставил в прошлом изменников, бежавших ко двору великого эмира Тимура, закрыл глаза на предательство любимой дочери Джанаки, постарался стереть из памяти казнь матери своих шестерых детей Тогайбики. Порой, вспоминая о кончине ханши, он испытывал раскаяние. Не следовало ли дать Тогайбике смерть от старости, сослать в дальний улус? Её достаточно было обречь на вечную немилость, ведь жена и так наказала себя, навлекла на голову любимого сына проклятия отца. Солтан Кепек по сей день скрывался от повелителя, он не осмеливался показаться в столице Орды, но и при самаркандском дворе его не было. Об этом докладывали Тохтамышу тайные соглядатаи. Хан, получив донос, промолчал, но невольно испытал уважение к сыну. Тот не стал предавать, как вся эта свора во главе с Идегеем и Тимур-Кутлугом, а ведь мог припасть к ногам Железного Хромца, и эмир Мавераннахра принял бы его с распростёртыми объятьями.
Последний год Тохтамыш провёл, украшая столицу и наслаждаясь тихими семейными радостями. Сыновья радовали его успехами, а больше всех любимец внук Мухаммад. Мальчик подрос совсем незаметно, казалось, вчера был малышом, которого аталык[2] вскидывал на коня, а теперь на скачках порой обгонял младших сыновей хана своих дядьёв. И в науках Мухаммад преуспевал, Тохтамыш находил его в келье историка, который описывал подвиги государя, и среди мудрецов, которые философствовали о начале и конце жизни. Малыш пытался скрипеть калямом наряду с придворными поэтами и поднимался в башню к звездочёту. Но чаще маленький солтан посещал шейха Камола Худжанди[3], напитывался его мудростью, внимал рассказам о Худжанде и Самарканде, где поэт обучался стихосложению. Вспоминал Камол-баба и дорогой сердцу Тебриз, в котором пленил его хан Тохтамыш и увёз почётной добычей в степной Сарай. Мальчик закрывал глаза под плавно текущую речь старого шейха и представлял улочки древнего города, улавливал шум и запахи огромного базара. Однажды Камол поведал об озере Чечашт[4] в окрестностях Тебриза, и впечатлительному мальчику оно привиделось волшебным чудом. С тех пор Мухаммад каждый раз будил память седобородого поэта, забрасывая бесчисленными вопросами о чудесном озере.