Мы никому ничего не должны, говорю сквозь зубы.
Это не так, каждый достойный человек должен делать всё возможное ради блага человечества. В этом и есть смысл жизни, и сейчас у нас с тобой появился шанс сделать что-то большее, на его губах проступает сдержанная улыбка потомственного аристократа, от которой меня пробирает озноб.
Ты пытаешься убедить меня, что смысл моей жизни в том, чтоб убить какого-то отморозка? меня едва не трясёт от негодования. Ты на полном серьёзе предлагаешь мне убить человека и выдаёшь это за великое благо?!
Он не человек, Ката. Убив его, мы дадим миру шанс, улыбка светлая, обезоруживающая, и от этого особенно больно.
Я и раньше слышала от него подобное, но не придавала значения, считала, он говорит в переносном смысле. А теперь поняла: Стефан верит во все эти байки о неземном происхождении вожака безымянной банды и собирается бороться не с человеком, а со вселенским злом.
Стефан, ты сошёл с ума! Он самый обычный человек, но только это не помешает ему прикончить нас, стоит появиться на границе его земель.
Мы не умрём, ты же знаешь, я везунчик, он улыбается мне, словно мы спорим о покупке нового кресла, а не о том, чтобы рискнуть своей жизнью ради группы болванов, попавшихся в лапы байкеров.
Я знаю только одно: если ты веришь, что он не человек, то у тебя не все дома! моё лицо пылает от гнева, а руки самопроизвольно сжимаются в кулаки. Невозмутимость Стефана выведет кого угодно, и я уже на грани.
Ты боишься поверить во что-то необъяснимое, Ката, и видишь всё серым и плоским, он чуть покачивает головой и убирает тёмную прядку за ухо. Но стоит только взглянуть на мир шире, и он наполнится светом.
Ага, и радужным говном единорогов, я жду, что Стефан разозлится, но в синих глазах только тепло и нежность.
Я знаю, он любит меня так же сильно, как в тот день, когда под высокими сводами церкви мы стали мужем и женой. Но даже несмотря на всю его любовь, он никогда не поступится своими принципами, и это бесит.
Пойдём, Стефан протягивает мне руку и почти касается моего плеча, но я не готова уступить.
Делаю шаг назад, спотыкаюсь о камень и теряю самообладание. Я кричу, брызжа слюной. Бросаю ему в лицо обвинения и проклятия, а он даже бровью не ведёт. Родители дали ему хорошее воспитание, я же не могу похвастаться тем же. И тогда я иду прочь, сворачиваю во двор и останавливаюсь там. Уверена: он пойдёт следом. Жду. Разум ослеплён гневом, и я ещё не понимаю, что больше никогда не увижу его.
Чувствую, как по щекам бегут слёзы. Дьявол, совсем расклеилась! Это от недосыпа. Утираю лицо тыльной стороной ладони и делаю несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться и в этот момент замечаю то, отчего по спине пробегает неприятный холодок.
Я так увлеклась путешествием в страну воспоминаний, что не заметила хвоста. Их много. Не меньше сорока. Словно стая голодных волков, преследующая меня, чтобы растерзать. О схватке не может быть и речи. Восемь патронов в пистолете и ещё десять в ружье. Семнадцать врагов я положу при самом хорошем раскладе, но остальных это не остановит. В их состоянии не замечаешь смерти товарища и не знаешь страха. Нужно уходить. Бросаю короткий взгляд в зеркальце заднего вида, а потом вдавливаю педаль в пол.
«Порше» резво набирает обороты, и вот уже я лечу по трассе со скоростью двести пятьдесят километров в час и благодарю тех, кто строил это шоссе, сделав его идеально гладким и таким широким. От динамики захватывает дух, но не в хорошем смысле. Я чертовски напугана, и костяшки пальцев, сжимающие руль, побелели от напряжения.
На хорошем мотоцикле догнать меня не составит труда, но то ли у них плохие байки, то ли я их мало интересую, потому что уже через десять минут отрываюсь от погони, но скорость не снижаю. Возможно, это ловушка. В отличие от меня, у байкеров ещё сохранились мобильные телефоны, и они могут сообщить обо мне другим. Но проходит десять минут, и я выдыхаюсь. Держать дорогу на такой скорости для меня слишком сложно, и потому постепенно отпускаю педаль газа, а потом, заметив съезд с шоссе, резко поворачиваю руль и ухожу на дорожку, ведущую через поле в уютную деревушку, сейчас наверняка заброшенную.
При ближайшем рассмотрении белоснежные маленькие домики с красными острыми крышами уже не кажутся столь милыми. Все окна выбиты, на дорожках сверкают осколки. За одним из покорёженных заборов вижу мёртвую овчарку. Собака уже раздулась от трупных газов и больше напоминает меховой шар. Ничуть не смущаясь этого, тело клюют вороны. Когда проезжаю мимо, птицы неохотно взлетают. Сделав круг над разлагающимися останками, опускаются на них вновь и продолжают безумное пиршество.