Не может, согласился Наполеонов.
А это значит
Ничего это не значит. Вы, господин Геликанов, поедете с нами.
А отпечатки?! Там должны быть отпечатки.
Отпечатки эксперт снял, вот откатаем ваши пальчики и сравним.
Кстати, следователь окликнул второго эксперта, что там с замком?
Царапин нет, открывали своим ключом.
Этого не может быть! воскликнул Прокофий. Кто-то забрался в мою квартиру, пока меня не было!
Вместе с потерпевшим?
Выходит, что вместе.
Собирайтесь.
Я протестую! Я требую адвоката!
На здоровье.
Что вы хотите этим сказать?!
Что все ваши права будут соблюдены.
Я могу позвонить другу?
А родственники у вас имеются?
Да, старший брат и невеста.
Вот и позвоните, голубчик, брату из отделения. Назовите имя, фамилию, адрес и телефон брата и невесты.
Прокофий, вздохнув, подчинился. Внутренний голос подсказывал Геликанову, что спорить со следователем бесполезно и лучше положиться на его слово. Собственно, выбора у него и нет.
Можно я хотя бы Януария пристрою? проговорил он жалобно.
Можно.
Геликанов взял на руки кота, прижимавшегося к его ногам, и вышел из квартиры. Из-за двери соседней квартиры после звонка выглянула лохматая рыжая голова и спросила ещё не окрепшим юношеским басом:
Чего тебе? У меня девушка.
Сева, видишь ли, какое дело, меня арестовывают.
Чего? Дверь открылась шире, и перед сотрудниками полиции предстала долговязая фигура, бёдра которой были обмотаны ярко-красным махровым полотенцем. Увидев полицейских, Сева дёрнулся, и полотенце грациозно упало к его ногам. Чёрт! воскликнул Сева, подхватил полотенце, бросил: Счас я штаны надену.
Вернулся он довольно быстро.
Чем могу помочь? Обращался он исключительно к Геликанову.
Да вот, приюти кота на время, он протянул ему Януария, я пока не хочу тревожить Оксану, может, всё разъяснится.
Конечно, разъяснится, затряс рыжей головой Сева и, приняв из рук Прокофия кота, бережно прижал его к груди. Бедняга, проговорил он на прощание, закрывая дверь, и осталось непонятным, кого именно Сева считал беднягой кота или его хозяина.
Глава 2
Наполеонов сдержал своё обещание, из отделения Прокофий смог позвонить брату, и тот вскоре приехал к следователю. Василий Афанасьевич Геликанов был старше брата на пять лет, выше его ростом и характер, судя по всему, имел более напористый и эмоциональный. Едва войдя в кабинет следователя, он задал вопрос:
Какие у вас были основания задерживать моего брата? Двадцать человек могут подтвердить его алиби.
Вы садитесь, проговорил Наполеонов, он предпочитал, чтобы люди высокого роста не возвышались над ним, а сидели.
Геликанов опустился на стул.
Значит, вы Василий Афанасьевич Геликанов, брат задержанного?
Я-то брат. Но на каком основании вы его задержали, я вас спрашиваю?!
А я отвечаю убийство совершено в квартире вашего брата, дверь убитому он открыл сам.
Вы что, издеваетесь? Я вам русским языком говорю, что он был в ресторане «У мамочки», мы отмечали мальчишник. У Прокофия свадьба на носу!
Увы, медицинская экспертиза утверждает, что Четвертков Людовик Сергеевич скончался в период с 1.10 до 1.50.
Ну вот видите! Это могло произойти раньше! И вообще, не верю я в точность вашей экспертизы.
Экспертиза не религия, вера ей не требуется, это первое. Второе дверь открыта хозяином, замок повреждений не имеет. А ваш брат утверждает, что никому ключей не давал. И третье у вашего брата были основания убить этого человека.
Что вы такое городите?! изумился Геликанов-старший.
Василий Афанасьевич, городят изгороди, а полиция собирает доказательства и расследует преступления, сухо проговорил следователь.
Так не знал Прокофий этого типа! Никто его не знал!
Вы ошибаетесь.
Да? усмехнулся Василий.
Не более чем полчаса назад невеста вашего брата опознала Четверткова Людовика Сергеевича как своего бывшего парня.
Василий с изумлением смотрел на следователя, потом проговорил:
Когда же вы успели её вызвать?
Сразу же по прибытии в отделение.
* * *За окном стояла упоительная ночь, разливающая аромат черёмухи, который проникал во все открытые окна. А луна на небе была такая яркая! Казалось, что и не луна это вовсе, а солнце написало днём лучами свой автопортрет и оставило его на ночь сиять вместо себя на небе.