Давайте, господин Блюменталь, сделаем пробную поездку, наконец предложил я, чувствуя, что уже порядком выдохся.
Пробную поездку? переспросил он, явно не понимая, о чем речь.
Ну да, пробную поездку. Должны же вы сами убедиться в высоких ходовых качествах этой машины. На улице или на шоссе она устойчива, как доска. Идет как по рельсам. А как приемиста будто это не тяжелый кабриолет, а пушинка
Ах уж мне эти пробные поездки сказал он, пренебрежительно махнув рукой. Пробные поездки ни о чем не говорят. Недостатки автомобиля всегда выявляются только впоследствии.
«Конечно, впоследствии, дьявол ты чугунный! с досадой подумал я. Не ожидаешь ли ты, что я тебя ткну носом во все дефекты?»
Что ж, ладно. Нет так нет, сказал я, утратив всякую надежду на успех. Мне стало ясно, что он не собирается покупать машину.
Но тут он внезапно повернулся, посмотрел на меня в упор и тихо, резко и очень быстро спросил:
Сколько стоит эта машина?
Семь тысяч марок, ответил я не моргнув глазом, словно выпалил из пулемета. Ни в коем случае он не должен был заметить, что я не уверен в цене. Это я хорошо понимал. Каждая секунда колебания могла бы встать нам в тысячу марок, которую он выторговал бы в свою пользу. Семь тысяч марок, нетто, твердо повторил я, а сам подумал: «Предложи мне пять, и машина твоя».
Но Блюменталь ничего не предложил.
Слишком дорого! коротко выдохнул он.
Конечно! сказал я и решил, что окончательно проиграл.
Почему вы сказали «конечно»? спросил Блюменталь, впервые довольно человечным тоном.
Господин Блюменталь, ответил я, встречали ли вы в наше время хоть кого-нибудь, кто реагирует иначе на цену?
Он внимательно посмотрел на меня. Затем на его лице мелькнуло подобие улыбки.
Вы правы. Но машина действительно слишком дорога.
Я не верил ушам своим. Вот он наконец-то, настоящий тон! Тон заинтересованного человека! Или то был опять какой-нибудь коварный ход?
В это мгновение в воротах появился щегольски одетый господин. Он достал из кармана газету, проверил по ней номер нашего дома и подошел ко мне.
Здесь продается «кадиллак»?
Я кивнул и, не в силах сказать что-либо, смотрел на желтую бамбуковую трость и замшевые перчатки этого франта.
Можно посмотреть? снова спросил он, и ни один мускул не дрогнул на его лице.
Да вот же он, с трудом выговорил я. Но прошу вас подождать Я еще не освободился Не угодно ли посидеть вон там?
Франт с минуту прислушивался к гудению мотора и состроил сперва критическую, а затем одобрительную гримасу. Потом я проводил его в мастерскую.
Идиот! прошипел я ему в лицо и быстро вернулся к Блюменталю.
Если вы прокатитесь в этой машине, ваше отношение к цене наверняка изменится, сказал я. Вы вольны испытывать ее сколько пожелаете. Или, быть может, вам удобнее, чтобы я заехал за вами вечером? Пожалуйста. Тогда и покатаемся.
Но порыв уже угас. Блюменталь вновь стоял передо мной, как гранитный монумент какому-нибудь председателю певческого общества.
Ну хватит, сказал он. Я должен идти. А захочу совершить пробную поездку, то еще успею позвонить вам.
Я понял, что пока сделать ничего нельзя. Этот человек уговорам не поддавался.
Хорошо, заявил я, но не записать ли мне ваш телефон, чтобы известить вас, если появится другой претендент?
Блюменталь как-то странно посмотрел на меня:
Претендент еще не покупатель.
Он достал кожаный кисет с сигарами и протянул его мне. Выяснилось, что он все-таки курит. Да еще такие дорогие сигары, как «Корона-Корона». Значит, денег у него навалом. Но мне все это уже было безразлично. Я взял сигару.
Он дружелюбно пожал мне руку и ушел. Я глядел ему вслед и тихо, но выразительно ругал его. Затем вернулся в мастерскую.
Ну как? приветствовал меня сидевший там франт Готтфрид Ленц. Здорово это я, правда? Вижу, мучаешься вот и решил немного помочь тебе. Счастье, что перед поездкой насчет налогов Отто переоделся здесь. Смотрю на плечиках висит его выходной костюм. Я в момент переоделся, пулей вылетел в окно, а обратно вернулся как серьезный покупатель! Здорово, верно?
Не здорово, а по-идиотски, ответил я. Этот тип хитрее нас с тобой, вместе взятых! Посмотри на сигару! Полторы марки за штуку! Ты спугнул миллиардера.
Готтфрид взял у меня сигару, обнюхал ее и закурил.
Я спугнул жулика. Миллиардеры таких сигар не курят. А курят они те, что продают вроссыпь по десять пфеннигов.
Чушь болтаешь, ответил я. Жулик не назвал бы себя Блюменталем. Жулик представился бы как граф фон Блюменау или что-нибудь в этом роде.
Этот человек вернется, со свойственным ему оптимизмом заметил Ленц и выпустил дым моей сигары мне же в лицо.
Этот не вернется, убежденно сказал я. Но скажи, где ты раздобыл бамбуковую дубинку и эти перчатки?
Одолжил. Напротив, в магазине «Бенн и компания». Я там знаком с продавщицей. Трость, может быть, даже оставлю себе насовсем. Она мне нравится.
Довольный собой, он стал быстро вертеть в воздухе эту толстую палку.
Готтфрид, сказал я, в тебе явно пропадает талант. Пошел бы ты в варьете, на эстраду, вот где твое место!
Вам звонили, сказала мне Фрида, косоглазая служанка фрау Залевски, когда в полдень я ненадолго забежал домой.