Мне нужна твоя помощь, нянюшка! Боль терзала и терзала, а подол платья окрасился красным.
Борись! Думай о своем ребенке. Голос нянюшки становился все глуше, отдалялся. Я скоро вернусь
Голос затих, а граница света вдруг сузилась до маленького пятачка сырой земли. Габи корчилась на этом пятачке рыжего света и не знала, как бороться с неизбежным. Хотелось умереть. И жажда сделалась невыносимой. Сильнее боли. В ней, в ее утробе, билось маленькое сердце, пульсировало, гнало по тонким сосудам сладкую кровь.
Борись! Думай о своем ребенке голос уже не со стороны, а у нее в голове.
Вот о чем говорила нянюшка, вот от чего пыталась уберечь, но так и не уберегла. Для той твари, в которую превратилась Габи, не осталось ничего святого. Ребенок, ее маленькая девочка это всего лишь сердце, сосуды и сладкая-сладкая кровь.
Габи запрокинула лицо к небу и завыла, призывая на помощь ту неведомую силу, присутствие которой чувствовала кожей.
Помоги мне! Крик срывался с губ лиловыми облачками тумана и этим же туманом пожирался.
Помоги мне Больше не крик, а тихий шепот. И боль такая сильная, что уже вездесущая. Она сама и есть боль. Боль и сила, грозящая уничтожить все вокруг.
Вслед за криком рванули в стремительно чернеющее небо прелые листья, к их безумному хороводу присоединились листья зеленые, сорванные со старых вязов и осин. Деревья тоже закружились, сплетаясь ветвями в гигантский венок. И первые робкие звезды тут же бросились в пляс вокруг довольно ухмыляющейся луны. В этом хороводе Габи окончательно перестала быть собой, перестала быть человеком. Тьму, упавшую с неба хищной птицей, она приняла с благодарностью. Тьма принесла ей долгожданный покой
Тишина была громкой. Тишина была оглушительной. Раньше Габи думала, что это такая фигура речи, но теперь, барахтаясь в темноте и безвременье, она слышала раскаты тишины. Кожей чувствовала, кончиками волос.
Боли не было. И темнота рассеивалась, прорастала рыжими побегами света. Но тишина была неправильной. Тишины вообще не должно было быть! Когда ребенок приходит в этот мир, он заявляет о себе громко и требовательно, а ее девочка молчит! Не маленькое сердце, сосуды и сладкая-сладкая кровь, а ее дочь! Ее плоть и кровь, которая пришла на зов, а сейчас молчит!
Габи вырвалась из хоровода листьев, ветвей и звезд, села, уперлась ладонями в землю, открыла глаза.
Темнота. Но не кромешная, а подсвеченная тусклым светом фонаря. И на границе темноты и света черная согбенная фигура раскачивается из стороны в сторону, напевает колыбельную. Раньше нянюшка пела эту колыбельную Габи, а кому поет сейчас?..
Покажи мне ее! Собственный голос слаб и беспомощен, но решимость растет с каждым мгновением. Решимость и тревога. Ее девочка молчит. Как долго она молчит?
Как долго, нянюшка? Силы возвращаются быстро. Страх хороший погонщик, страх знает, как заставить непослушное тело двигаться. Как долго?!
Вот она уже на коленях, вот ползет к темной фигуре на границе света, ползет, тянет руки, молит показать ей ее девочку.
Давно, Габриэла. Нянюшка баюкает завернутое в черный вдовий платок неподвижное тельце, и Габи не слышит биения маленького сердца. Ничего, кроме собственного отчаянного крика
Пуповина оказалась слишком короткой. В ее крик врывается крик нянюшки, и старые вязы стонут, словно былинки, склоняясь к земле, скребя ветками землю. Я опоздала, Габриэла.
Где ты была?! Почему ты опоздала?! Скрежещут корни, рвутся под землей как струны, и воздух пахнет горькой кровью старых вязов. Почему ты бросила нас одних, нянюшка?!
Она знает почему. Видит осиновый кол, измаранный черной не-человеческой кровью. Наверное, у нее теперь тоже такая кровь. Или скоро станет такой же, когда она окончательно перестанет быть человеком.
Я пыталась вас защитить, мои миленькие. По щекам нянюшки катятся слезы. Их было много Пятеро тех, что нашли мертвыми и похоронили. Их похоронили, а они пришли на его зов. Это место Оно дает силы. И таким, как мы, и таким, как они
Покажи! Дай мне на нее посмотреть!
Только посмотреть. Погладить по серому пушку на макушке, прикоснуться губами к холодному лбу. Попрощаться
В ней больше нет жажды и нет боли. В ней теперь больше человеческого, чем было когда-либо. Ее маленькая девочка заплатила своей жизнью за ее спасение.
Дай ее мне!!!
Тельце маленькое, еще теплое, но уже неживое. А личико красивое, не такое, как у других новорожденных. Ее девочка особенная. Ее девочка могла бы стать очень особенной, если бы не умерла!
Крик вырывается из горла с ошметками тумана, рубиновыми каплями крови оседает на маленьком мертвом лице. Стонет вяз, вырывая из земли один корень за другим, словно хочет убежать прочь от Габи и ее нечеловеческого горя. Пусть бежит! Пусть все они уходят, убегают! Пусть оставят их с дочерью в покое!
Габи На плечо ложится рука. Габи снова кричит, и нянюшка падает на колени, зажимает ладонями уши.
Не мешай мне! Убирайся!!!
А маленькое личико капризно морщится. Наверное, от ее крика. С малышами нужно разговаривать тихо и ласково. Какая же она мать, если не понимает таких очевидных вещей?!
Все хорошо, моя маленькая. Мама больше не будет кричать. Мама не будет кричать и сотрет рубиновые капли с розовых щечек.