На следующее утро господин Ришар и господин Моншармен обнаружили в своей почте благодарственную открытку от Призрака, составленную таким образом:
«Дорогой директор!
Спасибо. Прелестный вечер. Дое восхитительна. Последите за хором. Карлотта великолепный, но банальный инструмент.
Вскоре напишу вам по поводу 240 000 фр., точнее 233 424 фр. 70 сант., так как господин Дебьенн и господин Полиньи передали мне 6575 фр. 30 сант., составляющих плату за первые десять дней этого года, их права кончились вечером десятого числа.
Ваш покорный слуга
П. О.».И письмо от господина Дебьенна и господина Полиньи:
«Господа!
Мы благодарим вас за ваше любезное внимание, но вы наверняка поймете, что возможность еще раз услышать «Фауста», сколь сладостна ни была бы она для бывших директоров Оперы, не заставит забыть нас, что мы не имеем ни малейшего права занимать ложу номер пять первого яруса; такое исключительное право принадлежит тому, о ком мы имели случай сообщить вам, перечитывая в последний раз вместе с вами договорные условия, последний абзац статьи 63.
Примите, господа, наши уверения и пр.».
Эти люди начинают действовать мне на нервы! гневно заявил Фирмен Ришар, хватая письмо господина Дебьенна и господина Полиньи.
В тот вечер билеты в ложу номер пять были проданы.
На другой день, придя в свои кабинеты, господин Ришар и господин Моншармен нашли донесение инспектора относительно событий, имевших место накануне вечером в ложе номер пять.
Вот основной, немногословный кусок этого донесения:
На другой день, придя в свои кабинеты, господин Ришар и господин Моншармен нашли донесение инспектора относительно событий, имевших место накануне вечером в ложе номер пять.
Вот основной, немногословный кусок этого донесения:
«Сегодня вечером, инспектор писал свое донесение накануне вечером, я вынужден был обращаться за помощью к муниципальному дежурному дважды в начале и в середине второго акта, чтобы вывести зрителей, занимавших ложу первого яруса под номером пять. Они явились к началу второго акта и создавали поистине скандальную обстановку своими смешками и нелепыми замечаниями. Вокруг них со всех сторон слышалось шиканье, зал начал возмущаться, и тогда билетерша пришла за мной; войдя в ложу, я сказал все, что следовало. Однако люди эти, казалось, были не в своем уме и вели глупые речи. Я предупредил их, что, если подобный скандал повторится, я буду вынужден освободить ложу. Как только я вышел, снова послышались смешки и возмущенные протесты в зале. Я вернулся с муниципальным дежурным, который вывел их. Они возражали, со смехом заявляя, что не уйдут, пока им не вернут деньги. Наконец они успокоились, и я позволил им войти в ложу; но тотчас же снова начались смешки, на этот раз я распорядился окончательно удалить их».
Пусть вызовут инспектора! крикнул Ришар своему секретарю, который первым прочитал это донесение и уже сделал пометки синим карандашом.
Секретарь господин Реми двадцать четыре года, тонкие усики, элегантный, изысканный, при полном параде (в те времена днем редингот был обязателен), сообразительный, но робкий в присутствии директора, 2400 годового жалованья, выплачиваемого директором, просматривает газеты, отвечает на письма, распределяет ложи и контрамарки, согласовывает встречи, беседует с теми, кто долго ждет приема, бегает к заболевшим артистам, ищет дублеров, общается с руководителями различных служб, но прежде всего это барьер перед директорским кабинетом, может в любой момент оказаться выброшенным за дверь без всякой компенсации, ибо его не признает администрация, итак, секретарь, который уже нашел инспектора, приказал впустить его.
Инспектор вошел, несколько встревоженный.
Расскажите нам, что произошло? резким тоном сказал Моншармен.
Инспектор забормотал что-то и тут же сослался на донесение.
Но почему все-таки эти люди смеялись? спросил Моншармен.
Господин директор, они, верно, отлично поужинали и больше расположены были шутить, нежели слушать хорошую музыку. Да вот, судите сами: едва войдя в ложу, они сразу же вышли оттуда и позвали билетершу. Та спросила, в чем дело. Они сказали ей: «Загляните в ложу, там действительно никого нет?..» «Нет», ответила билетерша. «Так вот, заявили они, когда мы пришли, то услышали чей-то голос, говоривший, что там кто-то есть».
Господин Моншармен не мог без улыбки смотреть на господина Ришара, но господин Ришар и не думал улыбаться. Раньше ему слишком часто доводилось «работать» в подобном жанре, чтобы в рассказе инспектора, излагавшего события наивнейшим образом, не распознать все признаки одной из тех злых шуток, которые поначалу забавляют людей, ставших их жертвами, но в конце концов приводят их в ярость.
Желая угодить улыбавшемуся господину Моншармену, инспектор счел своим долгом тоже изобразить улыбку. Злосчастная улыбка! Взгляд господина Ришара испепелил служащего, который тотчас поспешил придать своему лицу страшно огорченное выражение.
И все-таки, ворчливо спросил грозный Ришар, когда эти люди пришли, в ложе действительно никого не было?
Никого, господин директор! Никого! Ни в ложе справа, ни в ложе слева никого, клянусь вам! Я готов руку дать на отсечение! Именно это и доказывает, что речь идет всего лишь о шутке.