– Привет, Адмет.
– Ну-ну. Только не думай, что я притащился ради пустых приветствий. Деньги когда отдашь? Сегодня опять опустошил половину погреба и сбежал, пока меня не было.
– Я бы подождал, да овцы ждать не захотели.
– У пастуха во всем овцы виноваты. Учти, я разносчиков предупредил. Вина в кредит больше не получишь.
– Я отдам, Адмет. Вот хозяин заплатит, и сразу отдам.
Хрыч ощерился, показав гнилые зубы.
– Хозяин?.. Ты что, отброс Аида, думаешь я не знаю, что хозяин не заплатит до тех пор, пока не возместишь убытки от разрушенной конюшни и утонувших лошадей? А еще городу выплачивать за давешний храм! – И добавил презрительно: – Геракл…
– Это все мелочи, дружище. Настоящий мужчина на них внимания не обращает.
– Это кто настоящий мужчина? Ты? Пьянь портовая!
– Давай отработаю.
Адмет скрипуче заперхал.
– Не смеши дедушку. Отработает он! Как? У меня нет конюшен, чтобы ты их смог затопить. И нет рыжего осла, чтобы ты мог содрать с него шкуру и ходить в ней по городу, выдавая за львиную. В общем, таланты на пеплос, иначе хуже будет.
– Ты ведь знаешь, я беден, как храмовый ужик.
Из-за поворота показались внушительные фигуры трех адметовых прислужников, которые окончательно перегородили овцам дорогу. Сквозь хоровое недовольное блеяние слышался визгливый голос старикана:
– И что с тобой делать? Хозяйства нет. Жена уродина. Делать ничего не умеешь. Давай я тебя в рабство продам!
Геракл ошалело попятился.
– Нет, Адмет, ради Олимпа, только не это!
– А почему нет? Или своим рабом сделаю. Отправлю в Фивы, будешь на горбу таскать амфоры с фиванским. Так и расплатишься.
– Хозяин, он все выпьет по дороге, – заметил один из Адметовых бугаев.
Адмет помрачнел.
– И то верно. Да и своему хозяину ты должен несоизмеримо больше… Глядишь, он вскоре сам тебя рабом сделает. В возмещение.
– Хозяин, – просипел другой бугай. – Натрави пастуха на тупого писчика, один дурак другого лучше понимает.
Адмет прищурился.
– Какой ты у меня умный, Эврит! А с виду не скажешь. Сами, значит, не хотите связываться, а натравить – пожалуйста!
Старик задумался.
Геракл стоял.
Овцы блеяли.
– Ладно. Сниму с тебя часть долга, если сделаешь что надо.
– А что надо? – возрадовался пастух.
– Ну и как я это сделаю? – мычал Геракл, топая следом за Адметом по пыльным улицам Микен.
– Не знаю. Ты же хитрый, когда зенки зальешь. Вот и придумай что-нибудь. Главное помни – завтра дифтера с написанным должна быть у меня. Послезавтра – у царя, а через день прибывают сборщики дани. Если они ее не получат, может случиться очередная война со Спартой. Правда, ты ее уже не застанешь.
Геракл почесал шевелюру. Никогда бы не подумал, что кусок овечьей кожи с нацарапанными закорючками может иметь такое внешнеполитическое значение. То что спартанский царь Иолай любил слушать на ночь правдивые сказания – в этом проблемы не было. Проблема была в том, что каждую ночь он любил слушать новые. А потому возложил на все завоеванные полисы святую обязанность раз в месяц доставлять в метрополию свежее сочинение. Городские писчики сбивались с ног в поисках новых сюжетов. Все боги и герои были уже многократно описаны, сочтены, спарены со всеми известными красавицами и разложены по полочкам. За повторяемость сюжетов и избитость штампов незадачливые писчики раскладывались посреди площади на недавно изобретенном ложе (автор проекта известный афинский ученый Прокруст) и карались усекновением глупой головы.
– Все. Пришли. – Адмет подтолкнул пастуха к низкой хижине. – Давай, пастух, действуй.
Геракл нагнулся, протискиваясь в темное помещение.
– Эй, писчик!
Пыльная тишина не ответила. Геракл побродил по каморке, ощупывая стены, вышел во дворик, заглянул в колодец.