Матвей Балашов
Ясно. Возможны осадки
Глава 1.
Один, два, три, четыре, пять, шесть я снова считал прыщи у себя на лице с утра, и с каждым числом меня всё больше наполняли гнев и обида, десять, одиннадцать, сколько я к тому моменту перепробовал разных средств: кремов, лосьонов, таблеток, диет, семнадцать, восемнадцать, только к знахарке не ходил, но ничего не помогало, двадцать один, двадцать два последнее число прозвучало, как приговор в суде.
Я стоял в маленькой ванной комнате, смотря в зеркало, и только яркая одинокая лампочка у меня над головой могла меня понять. Число двадцать два до сих пор эхом отдавалось у меня в ушах. Такой результат не был для меня неожиданностью, но каждый раз я реагировал так, как будто у меня на глазах только что сгорел мой дом. Мне казалось, что даже мое отражение насмехалось над моей никчемностью в тот момент. Конечно, ему-то не нужно было каждый день стыдливо прятать лицо. Я отвернулся, но этот образ из мыслей не пропал.
Уже три с половиной года я мучался из-за проблем с кожей, ходил по врачам, винил всех и вся, но, казалось, с каждым днем ситуация становилась только хуже. Я отчаялся и потерял надежду когда-нибудь посмотреть в зеркало и улыбнуться своему отражению. И, хотя подсчет безоговорочно портил мне настроение, я выполнял этот обряд каждое утро на протяжении нескольких месяцев, потому что простой осмотр уже не мог показать наверняка, изменилось хоть что-то или нет.
Когда я в очередной раз в начале дня смотрел в зеркало, мне хотелось разбить его кулаком, чтобы никогда больше не видеть этого ужаса и жить в счастливом неведении, но здравый смысл всегда одерживал верх, потому что бездушный кусок стекла на стене в моей ванной ни в чем виноват не был, да и вряд ли мне бы хватило сил сделать хоть одну трещину, потому что атлетическим телосложением я не обладал, и мне оставалось только сдерживать слёзы и злость на весь мир, что получалось далеко не каждый раз.
Мне было особенно обидно потому, что я никогда не курил, старался питаться здоровой пищей, почти не трогал лицо руками, иногда даже выходил на вечерние пробежки в ближайший парк, но мою кожу это мало волновало. «Страдай все равно», будто бы говорила она мне. В итоге постоянными спутниками лучших лет моей жизни были стеснение и неуверенность в себе. Хотя, возможно, угри были лишь одной из причин этого. Но, по крайней мере, самой заметной.
Если у человека никогда не было проблем с кожей, он не поймет, о чем я говорю. Мелочь, пустяк, через месяц пройдет, просто нужно умываться чаще. Нет, это так не работает. И сколько я ни пытался найти виноватых, всегда приходил к одному выводу. Генетика мастерица издеваться над людьми. У меня создалось впечатление, что она питается людской злобой, когда те просто смотрят в зеркало утром, днем, вечером, ночью да когда угодно, и запивает их слезами. А иногда злодейка улучшает ситуацию на короткий промежуток времени, чтобы человек не наложил на себя руки от безысходности, и таким образом растягивает удовольствие на долгие годы. Те, кто ест булочки каждый день и не толстеет, встанут на ее сторону, разумеется. Эта армия защитников, которая видит только одну сторону медали, всегда будет смотреть на меня косо. Кто-то должен каждый день ходить в спортзал, чтобы не растолстеть от высококалорийного городского воздуха, а кто-то ест на ночь медовик и просыпается после этого худее, чем был накануне. Но я не жаловался, хотя не похоже, конечно. Против природы я пойти не мог, поэтому мне приходилось молча смотреть на людей с чистой кожей и тихонько завидовать.
За эти почти четыре года бесполезной битвы в меньшинстве я убедился в том, что в современном мире книгу ценят по обложке, кто бы что ни говорил по этому поводу. Да и не только в современном, думаю, хотя с моим знанием истории судить было тяжело. И, когда обложка у книги такая, никто ее читать не станет, это уж точно. Я бы и сам не стал, что греха таить. Все, наверное, думают, что я не слежу за собой и питаюсь чем попало, а я всего лишь проиграл в какой-то генетической лотерее при рождении. И мало кто говорил что-то напрямую, спрашивал, в чем проблема, предлагал помощь все просто обходили меня стороной, как будто у меня на лице было клеймо позора.
Сглазили тебя, сынок, сказала мне однажды бабушка. И эта версия со временем перестала казаться мне такой уж абсурдной и нереальной.
Я часто замечал, что люди не смотрели мне в глаза во время разговора, а изучали овальную область вокруг них. У кого-то на лице в этот момент было выражение жалости, кому-то просто было противно, некоторые имели научный интерес, но подавляющее большинство хотело как можно быстрее закончить разговор со мной и вернуться к своим друзьям с чистым лицом. Ну, мне так казалось. А если кто-то смотрел мне в глаза при разговоре, я чувствовал бесконечную благодарность и симпатизировал этому человеку всей душой. Так я и нашел своих немногочисленных друзей.
А еще, и это часто вгоняло меня в тоску, никто не хотел со мной фотографироваться. Когда я видел десятки фотографий знакомых с их друзьями: большими компаниями, парами, тройками я не хотел вспоминать, сколько подобных фотографий было у моих друзей со мной. Может, три. За последние три года. Несмотря на это, я никогда специально никого не просил сделать совместное фото со мной, потому что понимал: если бы они и сделали это после моего предложения, то только из жалости и без энтузиазма. Я был уверен, что неискренние эмоции гораздо хуже, чем их полное отсутствие.