Все? переспросила Лиза, совершенно ошарашенная таким поворотом дел. Так мне что теперь, самоубиться за ненадобностью?
Ну, зачем сразу самоубиться? пожал плечами Кениг. С этим никогда спешить не следует. Физически тебя никто не тронет, хотя могут, конечно, из вредности слить великобританцам. Это ведь ты, как я понимаю, приговорила майора Седжвика?
То есть, уточнила Лиза, прищурившись, стала не нужна, так можно и в расход? Как сопутствующие потери, так, что ли?
Может случиться и так, кивнул Иван. Я не утверждаю, что так именно и произойдет, но определенная вероятность существует. Во всяком случае, я такой вариант сбрасывать со счетов не стал бы. Отсюда совет. Уезжай, Лиза! Денег у тебя достаточно, мир велик. В конце концов, забудут и наши, и англичане. Забудут и оставят в покое.
Хороший совет, ничего не скажешь! покачала головой Лиза.
Хороший, подтвердил Иван. Уж поверь! И даю я его тебе только потому, что, во-первых, ты мне не чужой человек, Лиза, а во-вторых, чувствую себя перед тобой в долгу.
Хотелось наорать. Сказать, что все они суки драные, без чести и без совести. Свиньи неблагодарные и шкуры тыловые. Но ничего этого Лиза вслух не произнесла. Зачем? Ругань в данном случае бесполезна, потому как еще одна себерская народная мудрость утверждает: брань на вороту не виснет.
«Что им с моей брани? Да и Кениг, в сущности, ни при чем. Он мелкая сошка, но и ему зачтется!»
Понятно, кивнула она. Спасибо за разъяснения, Иван. Наверное, воспользуюсь твоим советом. Но знаешь что, дай-ка мне еще один совет!
Все что в моих силах.
Я замуж собралась
Серьезно? Мои поздравления! сразу же изменил тон Иван. Кто избранник? Этот твой шотландец?
Нет, я за Рощина замуж собралась.
А вот это зря, покачал головой Кениг. Сломаешь мужику судьбу. Он же в генералы прямо-таки аллюром прет. Но если он твой муж, то тут уж ой!
3. Шлиссельбург, Себерия, двадцать пятое марта 1933 года
Поговорить удалось только под утро, когда после оперы и кабака добрались, наконец, до дома. Лиза отправила Марию спать, а сама позвала недоумевающего Рощина в кабинет и там уже рассказала все как есть. То есть не только то, что поведал ей шпион Кениг, но и то, до чего додумалась сама. Рощин слушал внимательно, не перебивал и, уж тем более, не комментировал.
Гадюшник! констатировал он, когда Лиза закончила свой рассказ. Чего-нибудь эдакого я грешным делом от них ожидал, но не в такой же степени!
А я, Вадик, на поверку оказалась наивной дурой, криво усмехнулась Лиза. Мне такой поворот и в голову не приходил.
Гадюшник! констатировал он, когда Лиза закончила свой рассказ. Чего-нибудь эдакого я грешным делом от них ожидал, но не в такой же степени!
А я, Вадик, на поверку оказалась наивной дурой, криво усмехнулась Лиза. Мне такой поворот и в голову не приходил.
Ну, наивная ты или нет, теперь уже неважно. Надо решать, что делать будем!
Да нет, Вадим! Нечего тут решать! Я им, как порядочный человек, предложила свой полный нейтралитет, а они мне, фигурально выражаясь, пощечину влепили!
То есть вариант с мужниной женой в моем имении на Печоре даже не рассматривается?
А ты бы такое стерпел?
Вопрос не праздный, и ответ должен быть по существу, а не «около того».
Если только ради тебя, но ведь ты бы на это не согласилась
Ох, Вадим, Вадим! Лиза тяжело вздохнула и начала шарить среди бумаг на столе в поисках папирос. Как ты, ко мне в жизни никто не относился и не понимал меня так никто.
Она нашла, наконец, мятую коробку «Сальве» и коротко взглянула на Рощина, молча переваривавшего ее реплику.
Курить будешь?
Буду! кивнул полковник. Значит, дашь бой?
Значит, сначала дам тебе, а потом уже в бой! улыбнулась Лиза.
То есть прямо здесь, прямо сейчас? заинтересованно поднял бровь Рощин.
А чего тянуть? Вон какой у меня здесь стол хороший
Стол оказался и в самом деле годным в прямом и в переносном смысле тоже. Однако, возможно, дело было совсем даже не в столе, а в настроении. Гнев, бушевавший в душе Лизы и весь день не находивший себе выхода, благодаря магии момента легко преобразовался в страсть. И это была такая страсть, которая способна убить на месте или вознести до небес. Лизу вознесло. Рощина, похоже, тоже. Еле отдышались, но на то, чтобы собрать разбросанную по всему кабинету одежду, сил уже не было.
Ну, ты и даешь, Елизавета Аркадиевна! помотал головой вымотанный «до последнего» Рощин. Но и даешь ты, как берешь. По-мужски. Ей-богу, Лиза, как настоящий полковник! Говорю не в укор, а в восхищении
Пошли, что ли, в ванне посидим! сменяя тему, предложила Лиза.
Иди, с усилием выдохнул Рощин. Напускай воду, а я схожу за папиросами.
Тогда уже и коньяк принеси
4. Шлиссельбург, Себерия, двадцать седьмое марта 1933 года
Себерское Географическое общество помещалось в специально построенном для него в девяностых годах прошлого века краснокирпичном трехэтажном здании с башенкой. Само общество занимало весь третий этаж, а в цокольном этаже и на двух следующих находились Этнографический музей, клуб, прозванный в народе «Клубом трех капитанов» по количеству бюстов в фойе, и актовый зал. Вот в этом зале и должна была состояться демонстрация рабочих материалов к фильму «Лемурия», отснятых и наскоро смонтированных для такого случая Виктором и Дарьей Шумскими. Лиза тоже пришла, тем более что родственники ее об этом едва ли не умоляли. Другое дело, что пришла она не просто так, то есть «не бескорыстно», но Шумские об этом ничего не знали, потому что Лиза готовила экспромт и реприманд[3]. А о сюрпризах, как известно, заранее не предупреждают, хотя и готовят их загодя и со всей тщательностью. Вот и Лиза не поленилась: ее появлению в актовом зале Себерского Географического общества предшествовали два напряженных дня, до предела заполненных этими самыми приготовлениями к «празднику». Встречи, беседы, звонки из городских телефонных будок. Да мало ли было дел! Всего и не упомнишь. Зато и результат должен был случиться нерядовой.