Смело! Точно я и в самом деле должен спрашивать разрешения у эдакого грингорна, если хочу с ним поговорить!
У грингорна? переспросил я, наморщив лоб, так как почувствовал себя оскорбленным. Я хочу думать, мистер Генри, что это слово нечаянно сорвалось у вас с языка!
Что вы воображаете, сэр? Я говорил вполне обдуманно: вы настоящий грингорн, да еще какой! Правда, содержание ваших книг крепко сидит у вас в голове. Нужно прямо удивляться, чему только у вас там не учат! Этот молодой человек вполне точно знает, на каком расстоянии от нас находятся звезды, что написал на кирпичах Навуходоносор, и сколько весит воздух, которого мы не можем видеть. И потому что знает это, воображает, что очень умен. Но попробуйте понюхать жизнь лет пятьдесят, тогда только, и то не наверняка, постигнете, в чем состоит истинная мудрость! То, что вы знаете теперь, в сущности ничто. А то, на что вы способны, еще гораздо меньше! Ведь вы даже стрелять не умеете?
Он сказал это в высшей степени презрительным тоном и с такой уверенностью, точно успел уже убедиться в этом.
Не умею стрелять? Гм ответил я, улыбаясь. Может быть, это и есть тот вопрос, который вы хотели мне предложить?
Да, именно этот! Ну, отвечайте же наконец!
Дайте мне в руки хорошее ружье, тогда я вам отвечу!
Тут он отложил в сторону ствол ружья, который сверлил, подошел ко мне, пристально посмотрел на меня удивленными глазами и воскликнул:
Дать вам ружье, сэр? Не подумаю даже! Ни за что! Мои ружья попадают только в такие руки, которые могут прославить меня.
И мои руки могут сделать это, возразил я. Мистер Генри вторично, на этот раз искоса, посмотрел на меня, сел на прежнее место и принялся снова сверлить ствол ружья, ворча про себя:
Эдакий грингорн! Своей заносчивостью он может вывести меня из терпения!
Я не стал противоречить, вытащил сигару и закурил. На четверть часа водворилось молчание. Дольше мистер Генри не выдержал. Он направил ствол ружья к свету, поглядел в него и при этом заметил:
Стрелять гораздо труднее, чем звезды считать или же читать древние надписи на кирпичах Навуходоносора. Поняли? Держали ли вы вообще когда-либо ружье в руках?
Я думаю!
И прицеливались, и спускали курок?
Да.
И попадали?
Еще бы!
Тут он опустил ствол ружья, который держал в руках, посмотрел на меня и произнес:
Да, попадали, безусловно, но куда?
В цель, понятно.
Что вы мне пыль в глаза пускаете!
Я говорю правду.
Черт подери, сэр! Вас не поймешь! Я уверен, что вы не попадете в стену, будь она хоть двадцать локтей в вышину и пятьдесят в длину, но в то время как вы утверждаете совершенно невозможные вещи, у вас такое серьезное, внушающее доверие лицо, что можно выйти из себя! Я ведь не мальчишка, которому вы даете уроки! Поняли? Эдакий грингорн, книжный червяк, и вдруг утверждает, что умеет стрелять! Роясь в турецких, арабских и других негодных старых книгах, когда же он находил время стрелять? Снимите-ка вот это старое ружье со стены и попробуйте взять на прицел! Из него стреляют по медведю, лучше ружья я никогда не видывал.
Я снял со стены ружье и прицелился.
Алло! воскликнул он, вскочив с места. Что такое? Вы обращаетесь с этим оружием как с легкой тросточкой, а между тем это самое тяжелое ружье из тех, которые я знаю. Неужели вы обладаете такой силой?
Вместо ответа я схватил его за полу куртки и ремень от штанов и поднял правой рукой в воздух.
Черт возьми! воскликнул он. Пустите меня! Ведь вы еще гораздо сильнее моего Билля!
Вашего Билля? Кто это?
Это был мой сын Но оставим это! Он погиб, как и другие Из него вышел бы толковый парень, но он угас в мое отсутствие. Вы на него похожи ростом, у вас почти такие же глаза и одинаковое с ним выражение рта. Поэтому Впрочем, это вас не касается!
Черт возьми! воскликнул он. Пустите меня! Ведь вы еще гораздо сильнее моего Билля!
Вашего Билля? Кто это?
Это был мой сын Но оставим это! Он погиб, как и другие Из него вышел бы толковый парень, но он угас в мое отсутствие. Вы на него похожи ростом, у вас почти такие же глаза и одинаковое с ним выражение рта. Поэтому Впрочем, это вас не касается!
На лице его выразилась глубокая печаль. Он провел по лбу рукой и продолжал теперь уже бодрым голосом:
Ах, сэр, действительно, очень жаль, что при такой мускульной силе вы углубляетесь только б книги. Вам следовало бы заняться физическими упражнениями!
Я и занимаюсь.
Неужели?
Ну да!
А боксом?
Нет, у нас он мало распространен. Зато гимнастикой и борьбой.
И верховой ездой?
Да.
И фехтованием?
Даже давал уроки.
Слушайте, не завирайтесь!
Хотите испытать?
Спасибо. Мне достаточно и того, что было! Вообще я должен работать. Садитесь! Он вернулся к верстаку, и я последовал его примеру. Наш дальнейший разговор был весьма односложен. Мысли Генри, казалось, были заняты чем-то важным. Внезапно он прекратил работу и спросил:
А занимались ли вы математикой?
Она была моим любимым предметом.
Арифметикой, геометрией?
Разумеется.
Землемерным искусством?
В высшей степени охотно. Часто без всякой необходимости я колесил по окрестностям с угломером в руках.
И вы, действительно, умеете измерять?