Гвоздем программы стороны обвинения, хотя и не основным свидетелем, была вдова Сельма Моллой. Двадцать девять лет, на четырнадцать лет моложе супруга, очень фотогеничная, судя по снимкам в газетах. Ее появление на месте свидетеля вызвало горячие споры. Помощник окружного прокурора намеревался задать ей ряд вопросов как важному свидетелю, но судья не разрешил. Так, например, помощник окружного прокурора собирался спросить миссис Моллой: «Питер Хейс был вашим любовником?», однако пришлось удовлетвориться расплывчатым: «В каких отношениях вы находились с Питером Хейсом?»
Миссис Моллой ответила, что ей очень нравился Питер Хейс. Она всегда относилась к нему с симпатией, как к доброму другу, и надеялась, что он отвечает ей взаимностью. Их отношения ни в коем случае нельзя было назвать непристойными. Что касается отношений миссис Моллой с мужем, то буквально через год после заключения брака три года назад она поняла, что совершила ошибку. Впрочем, ей следовало это предвидеть, поскольку до замужества она в течение года работала у Моллоя секретарем и должна была понимать, что он за человек. Прокурор сразу же обрушился на нее:
Считаете ли вы, что такой человек, как он, заслуживал смерти?
На что Фрейер заявил, что возражает. Судья поддержал возражение, и прокурору пришлось изменить формулировку:
А что он был за человек?
Фрейер снова выразил протест, мотивируя это тем, что свидетель не должен высказывать своего мнения, и это вызвало очередные споры. В том числе выяснилось, что мистер Моллой голословно обвинял жену в измене, поднимал на нее руку, оскорблял ее в присутствии посторонних и отказывался дать ей развод.
Последний раз миссис Моллой встречалась с Питером Хейсом на вечеринке в канун Нового года за три дня до убийства, после чего увидела его уже в зале суда. Она разговаривала с ним по телефону первого января, а затем еще раз второго января, однако деталей разговоров она не помнит. Наверное, болтали о каких-то пустяках. Вечером третьего января, примерно в половине восьмого, миссис Моллой позвонила приятельница, у которой оказался лишний билет на шоу, и предложила составить ей компанию. Миссис Моллой приняла приглашение. Когда она вернулась домой около полуночи, то застала в квартире полицейских, которые сообщили ей о трагическом происшествии.
Альберт Фрейер не стал подвергать ее перекрестному допросу. Ознакомившись с подробностями конфиденциальных бесед адвоката с клиентом, мы поняли почему. Фрейер обещал Питеру Хейсу этого не делать.
Вулф фыркнул, но на сей раз не насмешливо:
А разве в обязанности советника не входит разработка линии защиты?
Если это в его силах, то да. Фрейер, который уже сорок пять минут рассказывал нам о допросе свидетеля и отвечал на наши вопросы, смочил горло стаканом воды. Но только не с таким клиентом. Я же говорил, это тяжелый случай. Миссис Моллой была последней свидетельницей со стороны обвинения. Со стороны защиты было пять свидетелей, и все без толку. Вы хотите их обсудить?
Нет. Вулф посмотрел на настенные часы, до ланча оставалось двадцать минут. Я читал отчеты в газетах. Но мне хотелось бы знать, почему вы убеждены в его невиновности?
Ну тут много разных факторов. Выражение его лица, интонации голоса, реакция на мои вопросы и предложения, вопросы, которые он задавал. Короче, много всего. Но была одна характерная вещь. Во время нашего первого разговора, на следующий день после его ареста, я подумал, что он отказывается отвечать на вопросы полиции из желания защитить миссис Моллой то ли от обвинений в убийстве, то ли от возможных сложностей, то ли от необоснованного преследования. Во время нашего второго разговора мне удалось немного продвинуться. Я сказал Хейсу, что подробности разговора адвоката с клиентом ни при каких условиях не могут разглашаться, и пригрозил отказаться от дела, если он продолжит утаивать от меня жизненно важную информацию. Он спросил меня, что будет, если я действительно откажусь от этого дела и он не станет приглашать другого защитника. Я ответил, что тогда суд назначит ему защитника, поскольку обвиняемым в преступлениях, караемых смертной казнью, положен защитник. На его вопрос, может ли что-то из рассказанного им выплыть на суде, я ответил, что без его согласия это категорически невозможно.
Ну тут много разных факторов. Выражение его лица, интонации голоса, реакция на мои вопросы и предложения, вопросы, которые он задавал. Короче, много всего. Но была одна характерная вещь. Во время нашего первого разговора, на следующий день после его ареста, я подумал, что он отказывается отвечать на вопросы полиции из желания защитить миссис Моллой то ли от обвинений в убийстве, то ли от возможных сложностей, то ли от необоснованного преследования. Во время нашего второго разговора мне удалось немного продвинуться. Я сказал Хейсу, что подробности разговора адвоката с клиентом ни при каких условиях не могут разглашаться, и пригрозил отказаться от дела, если он продолжит утаивать от меня жизненно важную информацию. Он спросил меня, что будет, если я действительно откажусь от этого дела и он не станет приглашать другого защитника. Я ответил, что тогда суд назначит ему защитника, поскольку обвиняемым в преступлениях, караемых смертной казнью, положен защитник. На его вопрос, может ли что-то из рассказанного им выплыть на суде, я ответил, что без его согласия это категорически невозможно.