Я вздрогнул. Две юные дамы, смеясь о чем-то своем, медленно приближались к нам. Чарующий свет магазинной витрины придавал их облику загадочность и полночную прелесть. Они представляли собой ту классическую пару, которую любили изображать художники на страницах журнала "Нива". Обе высокие, стройные. Блондинка и брюнетка. Юдифь и Брунгильда, сведенные вместе прихотью фортуны.
- А мы вас ждали, - проворковал Виталий, и глаза его наполнились медом.
Красотки остановились, переглянулись и засмеялись, однако вполне дружелюбно. "Наши! Наши!" - ликовал я.
- Знакомьтесь, - сказал Виталий, - мой приятель.
Он широко взмахнул рукой, заключая меня в некий фантастический овал, давая им понять, с кем они имеют дело. Его великодушие не имело границ. Он умалял себя, чтобы мои достоинства проявились с полной силой: "Что я... Я ничто. Посмотрите на него: как он стоит! Какое на нем пальто! Как благородны его черты!.. Какая шляпа!.. Какая тайна во всем его облике!.."
- Знакомьтесь, не пожалеете, - сказал он, - это удивительная личность. - В его бодром ворковании все-таки различалось отчаяние.
- Очень сожалею, - сказала брюнетка, - но ваш приятель не в моем вкусе.
Слова брюнетки не произвели на меня впечатления, потому что мне нравилась Брунгильда. Мне вообще всегда нравились блондинки. Видимо, потому, что я сам брюнет. Правда, эта ортодоксальность несколько раз выходила мне боком.
Конечно, тут я должен был что-то ответить, сказать что-нибудь такое... Но слов не было, и, чем больше я напрягался, тем меньше их оставалось в несчастной моей голове.
- Ну, протяни дамам руку, ручку протяни, - сказал Виталий с улыбкой, но мне послышалось в его голосе легкое раздражение.
Не сводя глаз с блондинки, улыбаясь с ученым видом знатока, я протянул к ней ладонь.
- Нет, - вздохнула она, - вы оба не в нашем вкусе...
И они растворились во мраке, а мы обреченно и сосредоточенно помчались по направлению к Юрию Долгорукому.
Тусклые фонари. Изморозь. Легкая дымка грядущей зимы. Неправдоподобный свет витрин. Все казалось призрачным, фантастическим. И наши напряженные, унылые, издерганные тени стремительно пересекали замирающую Москву. Я сдвинул шляпу на затылок, чтобы выглядеть лихо: женщины любят силу, задор, стремительность...
Очередная жертва была благосклоннее прочих; так легко и просто выдала свое имя и, шмыгая острым длинноватым носиком, призналась, что все это ей как-то непривычно, но она рада познакомиться с такими интересными ребятами и будет ждать, когда они ей позвонят... Сегодня? Нет, она идет на дежурство... Завтра бы, а? Она будет сидеть у телефона, и подруга у нее есть...
Я хотел сказать ей, что она не в нашем вкусе, но мне ее стало жалко.
- А знаете что, - сказала она суетливо, - дойдем до почты, я, может, и отпрошусь, а?
Мы пообещали позвонить ей и полетели дальше.
- На таких-то уж не будем размениваться! - крикнул я.
- Да мне, собственно, все равно, - откликнулся Виталий и нервно захохотал: - Стоило ли... Я думаю, стоило ли новое пальто. А ведь еще и шляпа! Велюр!..
Вечер пропадал. Уже виднелась Манежная площадь. Правда, женщин как будто прибавилось. Это утешало. Особенно много их было почему-то на той стороне улицы. Даже отсюда было видно, как они стройны, медлительны, прекрасны.
- Переходим! - распорядился мой друг. Мы почти перепрыгнули на противоположный тротуар, но он был пустынен, ничто не привлекало взора.
- Зря упустили ту, - прохрипел Виталий, - не так уж и страшна...
Все красотки теперь медленно двигались по той стороне.
- Давай туда, - скомандовал Виталий.
Я перелетел на другую сторону и вновь оказался в пустоте. Зато там, где оставался Виталий, возобновилось шествие.