Генри Лайон Олди
Кукольных дел мастер
Пролог
«Рыбы вышли из воды на сушу. Птицы поднялись с земли в небо.
Обезьяна спустилась с дерева, потеряла хвост и стала человеком. Люди выбрались в космос и, задрав носы до небес, насладились собственным величием.
Ничего подобного.
Мы солгали себе, и с радостью поверили в ложь.
Рыба вышла на сушу не заключенной в тюрьме аквариума. Птица поднялась в небо не бескрылой пленницей в клетке самолета. Обезьяна стала человеком не потому, что чесала свою красную бесхвостую задницу, ожидая банана, как милости судьбы. Полагаю, однажды и мы с вами выйдем в космос так, как это нас достойно. Родимся заново, оставив утробу косной материи.
А сейчас давайте хотя бы перестанем лгать.
Это будет наш первый шаг в будущее».
Карл Мария Родерик О'Ван Эмерих, «Мемуары»Представить себе бесконечность?
Элементарно.
Движение по кругу и всех трудов. Планета летит по орбите вокруг звезды. Лошадь тащит ворот маслобойки. Танцоры ведут хоровод. Вертится грязь, налипшая на колесо. Человек тащится по жизни: дом-работа-дом-работа-сквер-пиво-дом-работа Чистая, незамутненная бесконечность. Правда, в ней нет ничего общего с вечностью. Но, к счастью, остановка в определенной точке круга это не конец. Это просто остановка. К чему отягощать факт лишними смыслами?
Представить себе вечность?
Проще простого.
Спросите не у разума, а у чувств, и получите ответ. Влюбленный парень ждет девушку у входа в кинотеатр. Ночью разболелся зуб, болеутолитель не помогает, и до утра мириады веков. Сколько будет жить ребенок? вечность. Он в этом глубоко убежден. Как долго мы не виделись? целую вечность. Правда, в ней нет ничего общего с бесконечностью. Но, к счастью, неограниченное множество времени в ограниченном пространстве бытия это в большинстве случаев абстракция. Образ, символ. И оставим его в покое. К чему отягощать смысл лишними фактами?
Представить себе кого-то, кому интересны эти заковыристые материи?
Увольте, не могу.
Так или примерно так рассуждал один лысый щеголь в шортах и рубахе навыпуск. Он наслаждался дивной ночью, запрокинув голову к двум лунам, прихлебывал из стакана, и время от времени делал многозначительные паузы, словно ждал, что луны ему возразят.
Ты прав, ответили ему. Никому не интересно. Абсолютно. Думаю, это единственный абсолют, который возможен в нашей Вселенной. Запиши, а то забудешь.
И собеседник лысого, седой первооткрыватель абсолюта, скорчил обезьянью гримасу, с ужасающей точностью копируя макаку в состоянии удовлетворения.
Так он смеялся.
Минут на пять оба старика замолчали. Тутовая водка согревала кровь, остывающую с возрастом. Аромат орхидей навевал приятные мысли о чем-то мягком, добродушном и благосклонном к твоим мелким слабостям. Свет лун тихо лился, подобно слезам радости. Сентиментальность торчала за спинкой кресла, хихикая вполголоса.
Ну и ожидание, куда денешься
Бездеятельность стариков резко контрастировала с неугомонной хлопотливостью женщины за столиком. Казалось, полк десантников вот-вот нагрянет в гости столько еды она заготовила, и не собиралась останавливаться на достигнутом. В данный момент хозяйка заворачивала острый фарш в листья винограда, вымоченные особым образом. Вся лужайка насквозь пропахла уксусом, чесноком, гвоздикой, лавровым листом и мускатным орехом. Сложный букет дразнил обоняние. Лысый даже чихнул и с тоской развел руками: дескать, пока жду, слюной захлебнусь!
Седой оказался терпеливее щеголя. Он дымил самокруткой, как если бы желал дешевым табаком заглушить ароматы кулинарии, и кольца сложной формы поднимались над его головой. Дым, вначале сизый, в лучах Розетты с Сунандари окрашивался желтым, потом зеленоватым, и наконец расточался без следа.
Хочу есть, не выдержал лысый.
Хозяйка показала ему кулак и вернулась к работе.
Очень хочу есть, настаивал лысый.
Ему показали разделочный нож.
Очень хочу есть, сдался лысый, но не буду. Потому что очень хочу жить. Фелиция, радость моя, у тебя не найдется черствой корочки хлеба? Для любимого мужчины?
Не найдется, отрезала радость. Ты и так толстый. Пей на голодный желудок. Может быть, ты тогда напьешься до поросячьего визга. И отправишься спать, оставив нас с Гишером в покое. Как только прилетят наши, я тебя разбужу.
Ее слова были услышаны небом. В облаках, стаей птиц висящих над домом, раздалось жужжание. Оно приближалось, делалось отчетливей; минута, другая и крошечный моноплан опустился на лужайку, вспугнув спящего тапира. Это была дорогая машина: «Molnier-Sorane» с вертикальным взлетом и посадкой, кабина «люкс», четыре двигуна, автопилот-мультирежимник Лишь человек с высоким, а главное, стабильным уровнем доходов мог позволить себе такую игрушку.
Из кабины выбрался худой мужчина средних лет, похожий на хищную птицу. Он с некоторым удивлением огляделся. Его смутила тишина гость ожидал найти развеселую компанию, проводящую время за дружеской пирушкой. Тапир с возмущением хрюкнул в адрес нахала, и мужчина очнулся, быстрым шагом направившись к веранде.
Добрый вечер, поздоровался он, делая вид, что сейчас и впрямь вечер, а не ночь. Ричард Монтелье, режиссер. Надеюсь, вас предупредили о моем э-э визите?