Улица быстро опустела.
А куда ж все подевались? спросил Добрило, окунувшись в пруд.
Все четверо медоходов стояли мокрые по пояс в воде и стучали от холода зубами.
Домой побежали от пчел прятаться, ответил Бобрец.
А мы-то? Чего ж мы в воду полезли? спросил второй брат.
По привычке, с гордостью объяснил дедушка. Мы-то бортники! Бортник всегда знает, где от пчелы лучше прятаться ну, вылезаем, что ли?
Вы идите, а я еще постою немножко, решил Добрило. Запарился что-то.
Он громко стукнул зубами от холода и насупился.
Ой, как батя Матрены-то боится! обрадовался Бобр. Чудиной-то березоньки!
Вылезай, не бойся, мы тебя обороним, сказал Бобрец.
Оборонили уже, проворчал Добрило, понурив широкие плечи, с которых ручьями стекала вода. Пролетели мимо, как гуси-лебеди, бросили отца родного, старенького, на съеденье змее ядовитой, трехголовой.
Ага. Семиголовой, уточнил Бобр.
И семиногой, хихикнув, подсказал Бобрец.
Матрена идет! крикнул дедушка.
Троих бортников словно ветер сдул назад в воду, а дед принялся хохотать и дразнить их с берега. Радовался он недолго, мокрые сердитые родственники погнали его по улице домой и селение ненадолго затихло, готовя себя к большому празднику и угощению после сбора урожая.
2 ПРИГОТОВЛЕНИЯ К ПРАЗДНИКУ УРОЖАЯ
Смеяна лебедушкой проплыла перед Тетерей: хвалилась новой рубахой. Рубашка длинная, до пят, на рукавах, горле и от низа до колен украшенная хитрой вышивкой с квадратами, обозначавшими богатые поля, засеянные пшеницей. Поверху Смеяна наденет красную юбку, чуть покороче рубашки, чтобы узоры на подоле видны были, покроет голову и плечи алым платком и пойдет на праздник: мать-сыру землю благодарить, богам подарки дарить.
Смеяна повела станом и из-за нее выплыла еще уточка: Дунька, тоже в новой нарядной рубашонке и даже в настоящей юбочке. Маманька-мастерица, как задумает обновку, ни спать ни есть не будет, пока не сошьет. Муж у нее даже в лес весь в узорах ходит: круги, крестики да ромбы чтобы солнце всем светило и урожай поспевал, уточки чтобы реки не мелели, звери чтобы ловились хорошо и берегли ее Тетереньку от беды, женские фигурки чтоб ребятки рождались и росли здоровыми. А уж Дунька всегда такая нарядная! Женихи уже приходили. Богатыри. Один долго упрашивал, чтобы Дунечку жить к ним отпустили, обещал не бить, не ругать, кормить Дунечку блинами пока мать его не нашла и домой не унесла.
Куда ж ты девчонку с собой тащишь? удивился Тетеря.
Или мы зря наряжались? строго спросила Смеяна, а Дунька нахмурил на отца белесые тонкие бровки и запихала подол юбочки в рот, сколько вместилось. Пускай отнесет пирожок Ладушке.
Лада для Смеяны среди богов и богинь самая любимая: она приносит любовь, красоту, счастье, помогает женщинам рожать, растит зерно на полях и овощи в огородах. Есть у Смеяны для Лады еще работа за детьми следить: раз уж помогает им на свет появиться, так уж не велика беда поохранять их немножко, пока не вырастут, чтобы не болели, с деревьев не падали, в лесу не терялись, в речке не тонули.
Тетеря залюбовался красавицей, поднял доченьку на руки. Она оставила в покое юбчонку и принялась пробовать на зубок веревочку на таткиной рубахе: не вкуснее ли?
У двери стукнули и в избушку вошел староста Пелгусий. Дуняшка оживилась, закряхтела, наморщила личико и скособочила рот, изображая Пелгусия, чтобы порадовать гостя. Личико у нее получается очень похожее, но довольно противное, так что староста совсем не обрадовался.
Чего сидишь, Тетеря? сердито спросил он. Ребята уже костры разложили.
По русскому обычаю, если Тетеря добыл медведя, значит сыта будет вся деревня даже если бы не настал конец сбора урожая, который всегда отмечался великим пиром.
Тетеря вынес старосте глубокую миску с медвежьей кровью для подношения богам.
Миска-то деревянная, закапризничал старик. Да вон с трещинкой. Хорошее подношение: на тебе, боже, что нам негоже Я у вас глиняную мисочку видел с ободочком, новую Вредный ты человек, Тетерев, богов наших не уважаешь. Никого не слушаешь, живешь отдельно, в лес ходишь, чего там делаешь никто не знает
Не, никто не знает! не выдержал Тетеря, пытавшийся до этого молча всунуть старосте треснутую миску. Не охотиться же я туда хожу.
Все равно ведь миску-то разобьешь, сказала старосте Смеяна, которая, хотя и чтила богов, а тоже пожалела хорошую посуду.
Разобью, не разобью, а вам откуда знать? Может, и не разобью! не сдавался Пелгусий. А ты Тетеря не боишься никого. Перуна ты не боишься и молний его и грома небесного, Даждьбога ты не боишься
Чего мне Перуна бояться, с досадой сказал Тетеря, вытаскивая миску с ободочком. У меня Пелгусий есть, староста наш. Страшнее никого не бывает.
Переведя дух после обвинительной речи, Тетеря взял сына и пошел на улицу за санками: везти сырую медвежью тушу в березовый лес, где обычно устраивали деревенские праздники и где в священном круге приносились жертвы, то есть подношения богам.
У домика на шестах была растянута шкура.
Прости, хозяин, проговорил Тетеря, трогая безжизненную лапу. Спасибо за мясо, за сало, за шкуру.