Ты разозлилась, что я о Константинове забыла? вздохнула мама, сворачивая свой коврик. Ну, извини, увлеклась. Как там старикан, живой?
Надеюсь.
Очень захотелось сказать маме про картину, не только ей меня радовать, но при Максике делать этого уж точно не стоило. И я спешно покинула зал, а потом и фитнес-центр, ругаясь сквозь зубы.
До дома я добиралась довольно долго, а, оказавшись возле своего подъезда, на скамейке обнаружила Максика. На сей раз он был не в шортах и носках, а в джинсах и белоснежном пуловере, и я подумала, не хватает только крыльев и нимба над головой.
Маму я отвез, сообщил он застенчиво.
Ты брачный аферист? Или тебе просто жить негде?
У меня квартира в центре, а твоя мама хороший человек и нуждается в помощи. Она очень несчастна.
И что мешает ей быть счастливой? вздохнула я.
Отсутствие любви.
Ну, теперь-то, как я понимаю, с этим порядок.
Он весело засмеялся.
Она вовсе не влюблена в меня, как ты, наверное, решила, вдоволь насмеявшись, заявил он.
Ага, вы просто родственные души.
Лучше не скажешь. Не так часто встретишь человека, с которым даже помолчать приятно Такими людьми надо дорожить.
Ага. А здесь-то ты с какой стати устроился?
Мама беспокоится. Ей кажется, у тебя неприятности.
Кажется? Передай маме, со вчерашнего дня мало что изменилось.
Я знаю о ваших трудностях. Мама мне все рассказала. Вы можете на меня рассчитывать.
В смысле вместе ограбим банк?
Это противозаконно. Совершать противозаконные поступки значит
послать свою карму на фиг, подхватила я.
Ну, можно и так сказать, пожал плечами он. А что у тебя в пакете?
Должно быть, парень решил сменить тему, но весьма неудачно. При упоминании о пакете меня заметно перекосило.
Портрет, ответила я.
Твой?
Нет, одного малопривлекательного дяди. Между прочим, его обессмертил Пикассо.
Типа у тебя в пакете картина Пикассо?
Типа да.
Прикольно.
Не факт. Ладно, маму будем спасать завтра. Я, так и быть, спасусь сама. Всего доброго.
Рад был познакомиться, сказал Максик, протягивая мне руку.
А уж я как рада.
Он аккуратно пожал мою ладонь и зашагал к машине, старенькому «Ленд Крузеру», что притулился на въезде во двор.
Охренеть, пробормотала я, подводя итог этого дня.
Полночи я не могла уснуть. Ожидала то звонка от Верки, то появления полиции с ордером на арест.
Вскочила в семь. С трудом дождалась восьми утра и поехала к Константинову. К девяти должна была вернуться Светлана. Если повезет, Верка дом тут же покинет и я наконец избавлюсь от Пикассо.
Еще только свернув в переулок, я поняла: дело плохо. Точнее, я знала это с того момента, когда вчера вечером не смогла попасть в дом. Теперь самые жуткие опасения материализовались в виде сразу трех полицейских машин, стоявших у ворот.
Пикассо простонала я, в том смысле, что меньше трех машин ему уж точно не полагается, и притормозила.
Первым побуждением было идти в дом и сдаваться. Объясню, как все было, позора не избежать, но посадить вроде не должны, раз сама пришла и картину вернула. Хотя тут же потянуло бежать отсюда со всех ног Это-то я могу, а с картиной что делать? Спрятать где-нибудь, а когда все уляжется, каким-то образом незаметно вернуть. Подозревать первым делом начнут меня и Светлану Петровну. А тут еще мой поспешный уход вчера
Я топталась на месте, понимая, что пора решаться. Чертыхнулась и зашагала в супермаркет по соседству. Сунула пакет в ящик для хранения вещей на входе, для вида прошлась по магазину и отправилась к дому Константинова.
Чем ближе я к нему подходила, тем очевиднее становилась вся глупость моего вчерашнего поведения. Надо было дождаться Верку, а потом хоть оглушить ее, тем самым ненадолго избавившись, и вернуть портрет на законное место.
Я уже подходила к калитке, когда услышала голос Светланы Петровны:
Евочка!
Я повернулась и увидела, что сиделка бегом меня догоняет, развив весьма приличную скорость, и это при больных коленях, на которые она вечно жаловалась.
Доброе утро, поприветствовала ее я, с опозданием сообразив, что звучит это как-то издевательски.
Доброе? поравнявшись со мной и пытаясь отдышаться, пробормотала она. Ты что, не видишь? У нас полиция. Ох, чуяло мое сердце Стерва Верка не пришла, и с этим старым хмырем что-то приключилось.
Что вашему хмырю сделается?
А чего тогда полиция?
Мы ускорились и вошли в калитку, которую Светлана открыла своим ключом. Когда мы поднимались по лестнице, входная дверь распахнулась, и мы увидели мужчину лет сорока в джинсах и белой рубашке навыпуск.
Светлана Петровна? спросил он, обращаясь к сиделке.
Да, прошептала она.
А вы? повернулся он ко мне.
Я я здесь убираюсь.
Ева Рогужанская? уточнил он, я молча кивнула, и мужчина сказал: Проходите.
На негнущихся ногах я вошла в холл, следом двигалась Светлана, бормоча под нос:
Господи, господи
Очам моим вскоре предстала довольно странная картина: человек пять мужчин передвигались по первому этажу, невероятно деятельные и явно чем-то занятые, правда, непонятно чем. Взгляд мой замер на ближайшем ко мне упитанном дяде хорошо за пятьдесят, и до меня вдруг дошло: отпечатки пальцев снимает, по крайней мере, очень на это похоже.