Те начнут являться потом, на пике эмансипэ. Вы их знаете?
— Нет…
— Хотя бы лица разглядели?
— Нет, они закрывали их платками. Дали мне вот это… и велели положить в вашу постель.
Она повернулась к шкафу и медленно потащила на себя ящик. На миг у меня мелькнула мысль, что сейчас в ее руке окажется пистолет, повернется и сразу выстрелит… нет, сперва начнет патетически обвинять… однако когда леди Беатрисса повернулась, на ее ладони лежал небольшой мешочек из черной кожи.
— Что там?
Она прошептала:
— Я боюсь даже держать в руке…
— Разумно, — согласился я. — Вдруг там внутри птичий грипп? Вы сделали правильно, моя нежная птичка, что не стали отказываться.
Она взглянула со злостью.
— А чего бы я стала отказываться? Мне предложили уничтожить моего лютого врага!
— Противника, — поправил я.
— Пусть противника, — согласилась она, — но это все равно почти враг. Я не стала отказываться, потому что они говорили все правильно и очень убедительно. Я и сейчас считаю, что они правы. И что…
— Ну-ну?
— И что вас нужно уничтожить, — договорила она. В ее прекрасных глазах заблестели слезы. — И вас просто необходимо уничтожить!
Я в сильнейшей неловкости развел руками.
— Мы не всегда делаем то, что нужно. Напротив, чаще делаем ненужное. Но почему-то так уж получается, что это самое ненужное порой оказывается нужнее, чем самое нужное… Жаль, не всегда.
Она всхлипнула, я прижал ее к груди, стараясь загородить от всех бед и несчастий.
Когда она заснула, все еще измученная как многодневной скачкой, как и нервным истощением, я осторожно укрыл ее одеялом и на цыпочках вышел из комнаты. Стражи в коридоре посмотрели с удивлением, я сделал зверское лицо. Оба поспешно отвернулись, а я двинулся вниз по лестнице, в черепе кипит мозг, кровь раскаленным металлом струится по жилам, а кулаки мои сжимаются с таким неистовством, словно уже держу за глотки тех сволочей.
Взгляд мой по дороге зацепился за рослого рыцаря в доспехах, явно видавшие виды, часто бывавшие в кузнице, где молотобойцы заново приходят в прежний вид, выравнивая вмятины в панцире, ремонтируя мелкие пластины, заменяя пробитые кольца кольчуги. Даже шлем блистает неровно, отдельными искрами, что говорит о мелких погнутостей.
Будакер, подсказала память. Один из рыцарей маркиза Плачида. Мой противник, который однако не смог солгать или промолчать на допросе.
— Сэр Будакер, — сказал я дружелюбно, — я просто удивлен, видя вас живым и даже… целым!
Он смерил меня неприязненным взором.
— На что вы намекаете?
— Родня маркиза, — объяснил я, — с которым я поступил недостаточно учтиво, должны бы рассердиться на вас.
— За что?
— Вы сказали, что он стрелял мне в спину.
Он пожал плечами.
— Но он в самом деле стрелял.
— Остальные рыцари промолчали, — напомнил я. — Не солгали, а просто отказались отвечать. Мне почему-то кажется, что сейчас им живется легче.
Он нахмурился.
— Это ваши выдумки. Замок и владения маркиза Плачида унаследовал его родной брат маркиз Порталле. Нам вполне хорошо в его свите.
Я развел руками.
— Тогда я рад за вас. Значит, я был неправ. Но на всякий случай… Я завтра на рассвете отбываю в те земли, которые мне изволило пожаловать Его Величество. Это опасное дело, скажу сразу. К тому же я планирую взять с собой всего десять человек, а противостоит мне вся Армландия! Это тысячи и тысячи рыцарей, и десятки тысяч хорошо вооруженных воинов.
Я сделал паузу, он спросил с тем же недружелюбием:
— Зачем вы рассказываете это мне?
— Предлагаю присоединиться, — ответил я.