Наконец однажды ночью, под проливным дождем, укрывшись в развалинах табачного киоска и вяло перебирая свои пожитки, он нашел в своем ранце последнюю стопку брошюр и книг, которые получил в день взрыва. Тибо перерезал шнур, которым они все еще были связаны.
«Géographie nocturne»[10], брошюра стихов. Периодический журнал «La Main à plume»[11]. Сюрреализм застрявших в оккупированном городе. Все это было написано в пику захватчикам, во время оккупации. Он уже знал эти имена: Шабрюн, Патен, Дотремон. Дождь рисовал на окне ночную географию.
«Спящие, прочитал Тибо, труженики и соратники в том, что происходит во Вселенной».
Он открыл вторую брошюру на «État de présence» Шабрюна. Выступление в защиту поэзии, антифашистская ярость Заявление о намерении хранить верность своим идеалам, которое много позже Тибо прочитает вербовщикам «Руки с пером», чтобы пройти вступительное испытание. Сюрреалистическое состояние присутствия[12]. Он перелистнул несколько страниц, и оказалось, что первые прочитанные им слова почти что последние во всем документе.
«Нам надо уйти? Остаться? Если можешь остаться оставайся»
Тибо опять затрясся, но не от холода.
«Мы остаемся».
Глава вторая
1941
На площади Феликса Баре появился мужчина в шляпе-хомбурге. Он все еще не привык к качеству шума: нормирование бензина вынуждало все новых владельцев автомобилей воздерживаться от выездов, и потому в этом современном городе раздавался только шум тележных колес и цокот копыт.
Город-порт, средоточие кипучей преступной деятельности, обитель изгнанников, сгусток беженцев, выдоенный досуха и избитый. 1941 год, «Франция для французов».
Вариан Фрай, мужчина тридцати четырех лет, худой, с плотно сжатыми от внимания и сосредоточенности губами, выглядел тем, кем был на самом деле: человеком, который кое-что знал. Он прищурился на очередь у дверей конторы. Он уже привык к ужасной надежде, которая овладела этими толпами.
Переулки шумели, бары были достаточно полны. Люди орали на множестве языков. Горы по-прежнему наблюдали за происходящим, а поздняя весна радовала теплом. На расстоянии нескольких кварталов колыхалось море. «Мне бы посидеть на набережной, подумал Фрай. Разуться, закатать брючины». Можно еще побросать камешки в маленькие волны, чтобы распугать рыбу. «Я непременно должен спихнуть туфли в воду».
Он видел повсюду людей, которые торговали визами, информацией, ложью. Марсель наполнился до краев.
На дверях булочной висел широко распространенный знак «Entreprise Française», с портретом мрачного маршала. Фрай снял очки, словно не позволяя себе видеть такое варварство.
Мисью! Мисью!
Через площадь к нему бежал молодой человек в дешевом костюме. Лицо у него было детское, но усатое, а брови выглядели такими изогнутыми, словно он их выщипывал, хотя волосы не демонстрировали следов особого ухода.
Мисью! снова крикнул он.
Могу я вам чем-нибудь помочь? спросил Фрай по-английски.
Незнакомец остановился неподалеку и внезапно напустил на себя загадочный вид. Он пробормотал что-то, но Фрай толком не расслышал. «Ото, адони»[13], что-то в этом духе.
Я такой же француз, как и вы, сказал Фрай. Это вообще по-французски? Пожалуйста, перестаньте мучить бедный язык.
Его собеседник моргнул.
Простите Я думал Я ошибся. Вы американец?
Вы же видели меня в консульстве, заметил Фрай.
Точно.
От возбуждения мужчина почти что перепрыгивал с одной ноги на другую. Он бросил взгляд на солнце, которое выглядело нарисованным на бумаге, и сказал:
Происходит что-то неправильное.
Фрай вздрогнул: он думал о том же.
Мистер?..
Джек Парсонс.
На минуточку угомоним свои сомнения, мистер Парсонс, я рискну предположить, что вы просто наивны. Или перед ним какой-то жутко некомпетентный шпион? Ловкач из тех, кого британцы называют «деловарами»? Приставать к кому-то на улицах Марселя в такое время
О Боже, мне очень жаль. Парсонс выглядел искренним. На вид ему было не больше двадцати трех лет. Вот в чем дело, быстро продолжил он. Я только что был там и вдруг увидел, как вы продефилировали мимо всей этой проклятой очереди. Понимаете, я ведь путешествую! Но здесь мне рассмеялись в лицо. Велели убираться обратно в Штаты.
Да как вы вообще сюда попали?
Взгляд Парсонса перебежал к булочной.
«Французское предприятие»? спросил он. Так это переводится? А каким еще оно может быть?
Знак информирует, что предприятие не еврейское, сообщил Фрай. Ну неужели Парсонс и впрямь так простодушен? В тенях у подножия ближайшей стены, с подветренной стороны, лежала кипа газет на немецком. На Бингхэма работаете?
Из всех американских дипломатов в городе Бингхэм был единственным союзником Фрая. Остальные стремились сохранить теплые отношения с вишистским режимом. Они знали, что Фрай хотел бы вывезти из Франции всех беженцев до единого, всех антифашистов, всех евреев, всех профсоюзных деятелей, радикалов, писателей и мыслителей, вынужденных скрываться. Но ему приходилось выбирать. Его Чрезвычайный комитет спасения уделял особое внимание к вящему стыду Фрая деятелям искусства и интеллектуалам.
Из всех американских дипломатов в городе Бингхэм был единственным союзником Фрая. Остальные стремились сохранить теплые отношения с вишистским режимом. Они знали, что Фрай хотел бы вывезти из Франции всех беженцев до единого, всех антифашистов, всех евреев, всех профсоюзных деятелей, радикалов, писателей и мыслителей, вынужденных скрываться. Но ему приходилось выбирать. Его Чрезвычайный комитет спасения уделял особое внимание к вящему стыду Фрая деятелям искусства и интеллектуалам.