Владимир Михайлович Зоберн - Православные праздники в рассказах любимых писателей. Круглый год стр 17.

Шрифт
Фон

Только денек остался. Воротился Василь-Василия, привез гостинчиков. Такой веселый с бражки да с толокна. Вез мне живую белку, да дорогой собаки вырвали. Отцу рябчиков вологодских, не ягодничков, а с «почки» да с можжухи, с горьковинкой,  в Охотном и не найти таких. Михал Панкратычу мешочек толоконца, с кваском хлебать Горкин любит и белых грибов сушеных-духовитых. Мне ростовский кубарь и клюквы, и еще аржаных лепешек с соломинками сразу я сильный стану. Говорит: «Сороку нас там!..  к большим снегам, лютая зима будет». Всех нас порадовал. Горкин сказал: «Без тебя и именины не в именины». В деревне и хорошо, понятно, а по московским калачам соскучишься.

Панкратыч уже прибирает свою каморку. Народ разъехался, в мастерской свободно. Соберутся гости, пожелают поглядеть святыньки. А святынек у Горкина очень много.

Весь угол его каморки уставлен образами, до-древними. Черная Казанская отказала ему прабабушка Устинья; еще Богородица-Скорбящая литая на ней риза, а на затыле печать припечатана под арестом была Владычица, раскольницкая Она, верный человек Горкину доставил из-под печатей. Ему триста рублей давали староверы, а он не отдал: «На церкву отказать откажу,  сказал,  а Божьим Милосердием торговать не могу». И еще «темная Богородица», лика не разобрать, которую он нашел, когда на Пресне ломали старинный дом: с третьего яруса с ней упал, с балками рухнулся, а опустило безо вреда, ни царапины! Еще Спаситель, тоже очень старинный, «Спас» зовется. И еще «Собор Архистратига Михаила и прочих Сил Бесплотных», в серебряной литой ризе, додревних лет. Все образа почищены, лампадки на новых лентах, а подлампадники с херувимчиками старинного литья, 84-ой пробы. Под Ангела шелковый голубой подзор подвесил, в золотых крестиках, от Троицы,  только на именины вешает. Справа от Ангела медный нагробный Крест: это который нашел в земле на какой-то стройке; на старом гробу лежал таких уж теперь не отливают. По кончине откажет мне. Крест до того старинный, что мел его не берет, кирпичом его надо чистить и бузиной: прямо как золотой сияет. Подвешивает еще на стенку двух серебряных как они называются?., не херувимы, а серебряные святые птички, а головки как девочки, и над головками даже крылышки, и трепещут?.. Спрашиваю его: «Это святые бабочки?» Он смеется, отмахивается:

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

 A-а чего говоришь, дурачок Силы это Бесплотные, шестокрылые это Серафимы, серебрецом шиты, в Хотькове монашки изготовляют ишь, как крылышками трепещут в радости!..

И лицо его в морщинках, и все морщинки сияют-улыбаются. Этих Серафимчиков он только на именины вынимает: и закоптятся, и муха засидеть может.

На полочке, где сухие просвирки, серенькие совсем, принесенные добрыми людьми,  иерусалимские, афонские, соловецкие, с дальних обителей, на бархатной дощечке самые главные святыньки: колючка терна ерусалимского с горы Христовой Полугариха-банщица принесла, ходила во Святую Землю,  сухая оливошная ветка, от садов Ифсеманских взята, «пилат-камень», с какого-то священного-древнего порожка, песочек ерданский в пузыречке, сухие цветки, священные и еще много святостей: кипарисовые кресты и крестики, складнички и пояски с молитвой, камушки и сухая рыбка, Апостолы где ловили, на окунька похожа. Святыньки эти он вынимает только по большим праздникам.

Убирает с задней стены картинку «Какмыши кота погребали» и говорит:

 Вася это мне навесил, скопец ему подарил.

Я спрашиваю:

 Скупец?

 Ну, скупец. Не ндравится она мне, да обидеть Василича не хотел, терпел мыши тут не годятся.

И навешивает новую картину «Два пастыря». На одной половинке пастырь добрый будто Христос: гладит овечек, и овечки кудрявенькие такие; а на другой дурной пастырь, бежит, растерзанный весь, палку бросил, и только подметки видно; а волки дерут овечек, клочьями шерсть летит. Это такая притча. Потом достает новое одеяло, все из шелковых лоскутков, подарок Домны Панферовны.

 На язык востра, а хорошая женщина, нищелюбивая ишь, приукрасило как коморочку.

Я ему говорю:

 Тебя завтра одеялками завалят. Гришка смеялся.

 Глупый сказал. Правда, в прошедшем годе два одеяла монашки подарили, я их пораздовал.

Под Крестом Митрополита повесить думает, дьячок посулился подарить.

 Бог приведет, пировать завтра будем первый ты у меня гость будешь. Ну, батюшка придет, папашенька добывает, а ты все первый, ангельская душка. А вот зачем ты на Гришу намедни заплевался? Лопату ему расколол, он те побранил, а ты плеваться. И у него тоже Ангел есть, Григорий Богослов, а ты За каждым Ангел стоит, как можно на него плюнул на Ангела плюнул!

На Ангела?!. Я это знал, забыл. Я смотрю на образ Архистратига Михаила: весь в серебре, а за ним крылатые воины и копья. Это все Ангелы, и за каждым стоят они, и за Гришкой тоже, которого все называют охальником.

 И за Гришкой?..

 А как же, и он образ-подобие, а ты плюешься. А ты вот как: осерчал на кого сейчас и погляди за него позадь, и вспомнишь: стоит за ним! И обойдешься. Хошь царь, хошь вот я, плотник одинако, при каждом Ангел. Так прабабушка твоя Устинья Васильевна наставляла, святой человек. За тобой Иван-Богослов стоит вот, думает, какого плевальщика Господь мне препоручил!  нетто ему приятно? Чего оглядываешься боишься?

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке

Скачать книгу

Если нет возможности читать онлайн, скачайте книгу файлом для электронной книжки и читайте офлайн.

fb2.zip txt txt.zip rtf.zip a4.pdf a6.pdf mobi.prc epub ios.epub fb3

Похожие книги