Анатолий Холодюк.
«Софии честныя священнейший ветви, Вера и Надежда и Любовь»
Борис Зайцев. Вера, Надежда, Любовь и София
Вчерашнее
17 сентября[1] было в России днем радости, света, веселья: четыре именинницы! Но говорили: «Вера, Надежда и Любовь». Все Софии, разумеется, праздновали, но по-настоящему заполняли день три первые дети Софии.
В Москве день этот даже внешне отличался. Праздником государственным не был, но и на другие дни не походил. Кондитерские завалены заказами торты, пироги, коробки конфет. Цветы в магазинах нарасхват. Извозчики лихачи особенно тоже. По виду московских улиц, разных Моховых, Никитских, Пречистенок, сразу можно было сказать, что происходит нечто праздничное: катили лихачи, нарядные молодые люди везли букеты или сладкие изделия разных Флеев, Бартельсов, Филипповых.
В Москве день этот даже внешне отличался. Праздником государственным не был, но и на другие дни не походил. Кондитерские завалены заказами торты, пироги, коробки конфет. Цветы в магазинах нарасхват. Извозчики лихачи особенно тоже. По виду московских улиц, разных Моховых, Никитских, Пречистенок, сразу можно было сказать, что происходит нечто праздничное: катили лихачи, нарядные молодые люди везли букеты или сладкие изделия разных Флеев, Бартельсов, Филипповых.
Барышни-именинницы принаряжались и душились. Ходили в церковь не так уж, впрочем, усердно. Конечно, дамы, матери семейств, с этими именами тоже праздновали, но оттенок юности и цветения некоего лежал на этом дне. Сами дамы моложе себя чувствовали.
С четырех часов до позднего вечера все посетители и поздравители, цветы, конфеты, дома та веселая суматоха, что и есть день именин. Только в России было это день мучениц обратился как бы в пасхальное нечто. И в пасхальности этой юные Вера, Надежда и Любовь затмевали Софию основу удивительного дня.
Барышни наряжались, благодарили за подарки или сласти, иногда вечером танцевали, молодые люди (да и не очень молодые) озабочены тем, чтобы успеть поздравить всех знакомых именинниц. В этот день было много улыбок, может быть, начинающихся сердечных склонностей, света, радостей краткой нашей земной жизни. Вера, Надежда, Любовь.
История
Как непохоже на страшный рассказ жития! А вот он именно и произвел все это. Трудно отделить действительность от легенды. Из туманов Рима второй век, император Адриан (чьей виллой любовались мы в молодости под Римом) восстает прежде всего облик Софии, «италианки родом», матери трех девочек: Веры, Надежды и Любови. Она вдова. Воспитала детей строго религиозно и в полном себе подчинении. Девочки уже молитвенницы, читают только божественное, «исполняют домашние работы, во всем повинуясь матери».
Как и Татиану, их погубила добрая слава. Слишком они выдавались из обыденности. Необыкновенная мать, необычные девочки. «Наместник Антиох пожелал видеть их, наслышавшись, что они христианки». За ними послали. Конечно, они были подготовлены и как бы зажжены матерью. Жили восторгом и любовию к Христу разнствуют, однако, их характеры с матерью. Как бы в соответствии с именами окружает их дух света и радости. Вера, Надежда, Любовь! Все этим сказано.
Знают, что прислали не напрасно: христианская община в Риме видела уж достаточно мучеников. Много, конечно, об этом слышали. Но идут, взявшись за руки, неразрывные три сестры, великие качества души: Вера, Надежда, Любовь, вот идут с матерью и «весело» смотрят на «царя». По Житию, «царь», расспросив их, отправил к «благородной Палладии, для надзора». Мать все три дня провела с ними, укрепляя и поддерживая.
Наконец, суд. Как всегда, требуют поклониться «идолам». Если да будут названы дочерьми императора. Обращаются с ними пока даже ласково.
Но девочки тверды.
Мы имеем Отцом Бога Небесного и желаем страдать и терпеть за Иисуса Христа.
Софию спрашивают об именах и возрасте.
Вере двенадцать, Надежде десять, Любови девять лет.
Вера первая идет на испытание. «Принеси жертвы великой Артемиде». Отказ. Тогда начинают ее мучить (обычный арсенал пыток) на глазах матери. Но мать, как и девочки, особенная. («Своим слугам Бог дает огромные, нечеловеческие силы».) Эти силы несли двенадцатилетнюю Веру и последовавших за нею Надежду и Любовь. В другом роде и Софию.
По Житию, все девочки выдержали мучения, не подались, как и трагическая София: точно из металла она вылита. Девочкам отрубили в конце концов головы, София остается Софией: нечто величественное есть в ней, даже и грозное. В житийном рассказе она напоминает скорее не просто «вдову италианку», а властную, неколебимую царицу, посылающую детей своих на гибель: для нее тот мир ближе и действительнее этого. В нем веселые Вера, Надежда и Любовь будут еще светлее и веселее уже веселостью и светом неземным.
«Мать собрала их останки в ковчег, украсила их и на колеснице отвезла за город». Будто сама она и правит колесницей и конями, и эти кони, колесница все туман мифа, как и сама она в эти минуты небожительница, сошедшая в наш жалкий мир.
«Похоронила на высоком месте». Появляется наконец мать: похоронила «со слезами». И дальше все уже земное: не из одних нечеловеческих видений состоит земной человек: если Спаситель тосковал в Гефсиманском саду, то что сказать о «вдове италианке»?