Способность приводить аргументы, которая позволяла ему бескровно решать очень много проблем, в подобных обстоятельствах не работала. Хотя война – это единственное на земле, чему он был обучен. «Один Калам остался из старой компании, но и он называет эту чертову землю впереди свои домом. А еще он улыбается, когда убивает. И то, что они задумали с Быстрым Беном, мне до сих пор неизвестно».
– Там гораздо больше этих летучих рыб – крикнула Апсала, и ее нежная рука скользнула по его плечу. – Тысячи их!
– Что-то большое из глубины охотится за ними, – ответил Калам.
Простонав, Скрипач заставил себя выпрямиться. Моби решил воспользоваться возможностью продемонстрировать свою любовь и, тихо воркуя, забрался к нему на колени, закрыв свои желтые глаза. Скрипач перегнулся через планшир и присоединился к остальным, наблюдавшим за играми летучей рыбы в сотне ярдов по правому борту. Длиной с человеческую руку, эти молочно-белые рыбы выпрыгивали из воды, пролетая в воздухе около тридцати футов, а затем вновь опускаясь под зеленую гладь. В море Кансу летучие рыбы охотились подобно акулам, за считанные секунды разделывая до костей огромного кита-быка. Они пользовались своей возможностью летать, чтобы запрыгнуть на спину жертвы в тот момент, когда она набирала на поверхности воздух.
– Но кто же, во имя Маела, охотится на них? Калам нахмурился:
– Здесь, в Кансу, может быть все что у го дно. В Пучине Охотника это могла бы быть, конечно, дхенраби.
– Дхенраби! О, ты меня утешил, Калам, да, действительно.
– Какая-то разновидность морских змей? – спросил Крокус.
– Представь себе многоножку длиной в восемьдесят шагов, – ответил Скрипач. – Она охватывает со всех сторон кита или корабль, выпускает из-под бронированной кожи весь воздух и камнем идет на дно, увлекая за собой свою добычу.
– Они довольно редки, – заметил Калам, – и их никогда не видели на мелководье.
– До настоящего момента, – сказал Крокус, и в его голосе послышалась тревога.
Дхенраби всколыхнула водную гладь, появившись в центре стаи летучих рыб. Молотя своей головой из стороны в сторону, она открыла широкий рот, напоминающий лезвие бритвы, и начала поглощать добычу в огромных количествах. Ширина головы этого чудовища была необъятной, не менее десяти размахов рук. Темно-зеленые щитки ее бронированной кожи были покрыты коркой моллюсков; каждый панцирь скрывал длинные хитиновые конечности.
– Восемьдесят шагов длиной? – присвистнул Скрипач. – Только если померить его половину.
Калам поднялся на румпель.
– Подготовь парус, Крокус. Нам нужно как можно быстрее убраться отсюда. Я думаю, на восток.
Скрипач скинул жалобно пищащего Моби со своих колен и открыл рюкзак, пытаясь нащупать в нем свой арбалет.
– Если оно решило, что мы являемся очень лакомой добычей. Калам…
– Я знаю, – прокричал убийца.
Быстро собрав свое огромное оружие, Скрипач осмотрелся и встретился взглядом с Апсалой. Ее лицо было белым как мел. Сапер подмигнул:
– Вот будет сюрприз, если она пойдет на нас, правда? Она кивнула головой:
– Я помню…
Дхенраби их увидела. Оставив стаю летучих рыб, она начала по извилистой линии приближаться к кораблю, рассекая волны.
– Это не обычное животное, – пробормотал Калам. – Ты чувствуешь то же, что и я, Скрипач?
– Да, что-то острое и резкое. О, Худ возьми, да это же Сольтакен!
– Что? – переспросил Крокус.
– Меняющий Форму, – ответил Калам. Дребезжащий голос внезапно наполнил разум Скрипача.
Посмотрев на выражение лиц своих товарищей по несчастью, он понял, что они тоже его слышат.
– Смертные, вам не повезло, что вы очутились на моем пути. Сапер заворчал. Это чудовище вовсе не производило впечатления сентиментального создания.