Да ты в мои годы огрызалась Настя и повторяла жест, которым обычно оперируют дети, которые уже чувствуют себя взрослыми, но все еще вынуждены слушаться родителей. Людмила Никандровна видела этот жест, когда забирала внучку с подготовишек и какая-то бабушка выговаривала девочке лет десяти-одиннадцати, что та задержалась на продленке, опять потеряла перчатку, а ведь нужно еще успеть сделать уроки. Девочка сложила ладонь клювиком и сопровождала бабушкину речь этим клювиком, который то складывался, то раскрывался. Девочка «каркала» ладонью и приговаривала «бла-бла-бла». Бабушка собирала за внучкой сменку, искала перчатку и спрашивала, почему опять куртка грязная
Когда Настя «чудила» в детстве, Нинка всегда предлагала один способ «дать по жопе и отправить на сборы». Конечно, она была права. А Людмила Никандровна так и не нашла в себе силы заставить дочь заниматься спортом и уж тем более не могла поднять на нее руку. Нинкины сыновья, которым прилетало от матери-волейболистки редко, но метко, ходили шелковыми. Один раз Людмила Никандровна стала свидетельницей воспитательных методов Нинки. Ее старший восьмилетний сын Ярик на просьбу матери пойти помыть руки и идти ужинать ответил:
Да пошла ты.
Вряд ли он полностью отдавал себе отчет в том, что значит это выражение, принесенное из детского коллектива. А если и понимал, то в силу возраста не мог оценить степень дозволенности употребления подобных слов. И уж тем более мальчик не собирался вот так прямо хамить матери. Но последствия не заставили себя ждать. Нинка развернулась и ударила Ярика по губам так, как обычно лупила мячом при подаче. Мальчик даже ойкнуть не успел, как, впрочем, и Людмила Никандровна. Он даже не заплакал. Поднес руку к губе и потом долго и с удивлением разглядывал кровь губу Нинка сыну разбила. Людмила Никандровна кинулась к аптечке за перекисью, бинтами и успокоительным.
Иди умойся! рявкнула Нинка.
Ярик пулей метнулся в ванную.
Зачем ты так? Людмила Никандровна накапала себе валокордин, поскольку Нинка спокойно продолжала вытирать посуду.
Затем, ответила та.
Так было и раньше, в их спортивной молодости. Если возникал вопрос, зачем разыгрывать ту или иную комбинацию, Нинка отвечала «затем», не считая нужным пускаться в объяснения. И оказывалась права они выигрывали именно благодаря придуманной ею схеме.
Так вышло и на сей раз. Ярик с тех пор ни разу не посмел даже ругнуться при матери. Не говоря уже о том, чтобы пропустить мимо ушей просьбу вынести мусор или помыть за собой посуду. Мать он обожал и уважал. И младший брат, Гарик, который видел поведение старшего, относился к матери с не меньшим благоговением.
Подростковый период сыновья Нинки спокойно пережили на спортивных сборах, где все гормоны выгонялись кроссами, диетами и двумя трехчасовыми тренировками в день. Мальчишки росли красивыми, самостоятельными, немногословными и, можно сказать, беспроблемными. Ну а если что-то случалось, Ярик с Гариком умоляли тренера или учителей не сообщать матери. Лучше отцу. У Нинки было аж трое мужчин, которые ее обожали, не хотели расстраивать, берегли, заботились и мечтали лишь об одном чтобы она была счастлива.
Подростковый период сыновья Нинки спокойно пережили на спортивных сборах, где все гормоны выгонялись кроссами, диетами и двумя трехчасовыми тренировками в день. Мальчишки росли красивыми, самостоятельными, немногословными и, можно сказать, беспроблемными. Ну а если что-то случалось, Ярик с Гариком умоляли тренера или учителей не сообщать матери. Лучше отцу. У Нинки было аж трое мужчин, которые ее обожали, не хотели расстраивать, берегли, заботились и мечтали лишь об одном чтобы она была счастлива.
Людмила Никандровна по-доброму завидовала подруге. Она понимала, что ни о каком везении речи нет, хотя многие говорили про Нинку, мол, «повезло ей замуж вышла, таких сыновей родила». Подруга сама выстроила свою семью так, как выстраивала игру. И держала удар. Каждый день, каждую минуту. Она была и стратегом, и тактиком, и, естественно, капитаном. У Людмилы Никандровны играть на личном фронте не получалось. Она проиграла еще на отборочных играх. Задним умом понимала, конечно, что Нинка была миллион раз права, но, как напевал на манер песни Аллы Пугачевой их тренер Димдимыч после проигрыша, «фарш невозможно провернуть назад».
Людмила Никандровна трезво оценивала физические данные дочери. Настя не была феноменально одарена, но не без способностей. Вряд ли она стала бы баскетболисткой или волейболисткой все-таки ростом пошла в отца, но у нее были достаточно длинные для девочки ноги, пропорциональный торс, узкая кость. К тому же она отличалась миловидностью. Но, к сожалению, путь в гимнастки и фигуристки тоже ей был заказан Настя природной гибкостью не обладала, чем тоже пошла в отца. Мышцы кондовые. Еще у нее оказался низкий болевой порог совершенно не терпела боль. При попытке растянуть ее на шпагат Настя начинала орать сразу же, и это оказалось не капризом. Она действительно не могла терпеть. Так что Людмила Никандровна решила, что девочка может найти себя в другом петь, танцевать, рисовать, играть на музыкальных инструментах, сочинять стихи, наконец. Дочь начинала заниматься вроде бы с увлечением, но теряла интерес, если занятия требовали хотя бы минимальных усилий. Людмила Никандровна не заставляла Настю, не могла надавить, отправить на занятие насильно, не обращая внимания на слезы и сопли. Девочка быстро поняла, что матерью можно манипулировать, и находила многочисленные, проверенные временем и многими поколениями детей отговорки: «спать хочу», «учительница кричит, и голос у нее противный», «живот болит».