Карлос бросил взгляд на свой аквариум, словно боясь, что рыбки услышат что-нибудь ужасное.
Ага, скептически произнес он. А откуда ты это знаешь?
Кровавые следы в доме были короче.
Что это значит?
Йона подался вперед:
Конечно, отпечатки шагов были везде, я их не измерял, но отпечатки в раздевалке, по-моему, были да, энергичнее, а в доме как будто человек подустал.
Ну, начинается, устало вздохнул Карлос. Ты опять все усложняешь.
Но я прав.
Карлос покачал головой:
Думаю, что не в этот раз.
И в этот тоже.
Карлос повернулся к рыбкам и объявил:
Это Йона Линна. Самый упрямый человек, с каким мне доводилось сталкиваться.
Почему бы не быть упрямым, если знаешь, что прав?
Я не могу действовать через голову Петтера и отдать тебе дело только потому, что у тебя есть некие предчувствия, пояснил Карлос.
Почему?
Все думают, что из мужика просто выбивали долги, что он проигрался.
Ты тоже так думаешь?
Вообще-то да.
Следы в раздевалке были энергичнее, потому что для убийцы это преступление было первым по времени, настаивал Йона.
Ты от своего не отступишься. Или отступишься?
Йона пожал плечами и улыбнулся.
Позвоню-ка я прямо судебным медикам, послушаю, что они скажут, проворчал Карлос и снял трубку.
Они скажут, что я прав, ответил Йона, глядя в пол.
Йона Линна знал, что он упрямец и что ему может понадобиться все его упрямство, чтобы двигаться дальше. Наверное, все началось с его отца, Ирьё Линны, служившего патрульным полицейским в Мерсте. Он находился на старой упсальской дороге, немного севернее больницы Лёвенстрём, когда из диспетчерской поступил тревожный вызов. Ирьё отправили в Весбю, по дороге на Хаммарбю. В полицию позвонил кто-то из соседей. Ульссоны снова побили своих малышей. В 1979 году Швеция стала первой страной, запретившей телесное наказание детей, и Государственное полицейское управление распорядилось отнестись к новому закону серьезно. Ирьё Линна приехал на вызов, остановил полицейский автомобиль у подъезда и стал ждать напарника, Джонни Андерсена. Через несколько минут он вызвал его. Джонни, стоявший в очереди в колбасный киоск «Маммас», ответил, что, по его мнению, мужик должен иногда иметь возможность показать, кто в доме главный. Ирьё Линна был молчуном. Он не стал настаивать, хоть и знал правила: при вмешательствах такого рода полицейских должно быть двое. Он ничего не сказал, хотя знал, что имеет право на поддержку напарника. Не хотел ругаться, не хотел показаться трусом и не мог больше тянуть. Ирьё поднялся по лестнице на третий этаж и позвонил в дверь. Открыла девочка с испуганными глазами. Ирьё попросил ее остаться на лестничной клетке, но она помотала головой и вбежала в квартиру. Ирьё шагнул за ней и вошел в гостиную. Девочка заколотила по балконной двери. На балконе Ирьё заметил малыша в одном подгузнике. Мальчику было года два. Ирьё бросился через всю комнату, чтобы впустить малыша, и слишком поздно заметил пьяного мужчину. Тот неподвижно сидел на диване прямо перед дверью, но смотрел на балкон. Ирьё пришлось двумя руками отгибать блок безопасности и поворачивать ручку двери. Только закончив с этим, он услышал, как лязгнул курок дробовика. Раздался выстрел, тридцать шесть дробин угодили прямо ему в позвоночник. Ирьё умер почти мгновенно.
Одиннадцатилетний Йона с сестрой Ритвой перебрались из светлой квартиры в центре Мерсты в Стокгольме в теткину трехкомнатную квартиру в районе Фредхелль. Окончив неполную среднюю школу и отучившись три года в гимназии Кунгсхольма, Йона подал заявление в высшую полицейскую школу. Сейчас он все еще частенько вспоминал своих друзей-одногруппников, прогулки по широким лужайкам, покой, предшествовавший стажировке, и свой первый год службы в качестве помощника полицейского. Йона Линна выполнил свою долю бумажной работы, внес свой вклад в решение вопросов равноправия и в деятельность профсоюза. Он регулировал уличное движение во время стокгольмского марафона и сотен автомобильных аварий, смущался, когда футбольные хулиганы при виде женщин-полицейских в вагонах метро принимались улюлюкать и орать: «Полицейская с дубинкой! Сунь-ка вынь-ка, сунь-ка вынь-ка!», он находил мертвых героинщиков с гнойными ранами, проводил серьезные беседы с магазинными воришками, помогал врачам скорой помощи управиться с блюющими пьяницами, разговаривал с проститутками, страдающими от ломки, больными СПИДом и напуганными, имел дело с сотнями мужчин, избивавших жену и детей похожие один на другого чудовища, пьяные, но отнюдь не впавшие в беспамятство, включавшие погромче радио и опускавшие жалюзи, он останавливал лихачей и пьяных водителей, изымал оружие, наркотики и самогон. Однажды, когда он был на больничном после ранения в спину и гулял, чтобы размяться, он увидел, как какой-то бритоголовый возле школы Класторп лапает мусульманку. Йона с больной спиной гнался за бритоголовым до самой воды, через парк, мимо мыса Смедсудден, через весь мост Вестербрун, через Лонгхольмен до самого Сёдермальма; скинхеда он задержал только возле светофора на Хёгалидсгатан.
Не имея особого желания делать карьеру, Йона Линна потихоньку получал звания. Ему нравились задания, требовавшие знаний и опыта, и он всегда справлялся с ними. У него были знаки различия «корона» и два «дубовых листочка», но для особого служебного положения не хватало четырехгранного шнура. Йоне не хотелось становиться начальником неинтересно. Войти в Государственную комиссию по расследованию убийств он отказался.