Обязательно заскочу, Вить! Давай свой список и книги тоже, обрадовалась Ксюша возможности хоть чем-то помочь соседу. Надо у порога положить, а то выбегу утром и забуду, как в прошлый раз
Ксюша сложила в большой пакет книги, пристроила туда же тетрадный листочек с Витиными безобразными каракулями, виновато обернулась от двери.
Пока
Пока, Ксюш! И спать ложись пораньше! И не переживай, прошу тебя! бодро откликнулся Витя.
Олька, давай договоримся с тобой обойдемся без ярких эмоциональных выражений и жвачки, ладно? Потерпишь пару часиков? увещевала Ксюша дочь, идя с ней в воскресенье по незнакомой улице и вглядываясь в номера домов. Вот, смотри, это сорок второй номер, а нам нужен сорок пятый Значит, надо переходить на нечетную сторону
И тут же то ли провалилась в пропасть, то ли взлетела в небо она и сама бы не смогла опять определить своего состояния: прямо на нее шла красота неописуемая в короткой норковой шубке цвета темного ореха, в длинных замшевых сапожках со стразами на тоненьких ножках цок-цок по асфальту И опять то же наваждение боже, это ж я иду Она сильно встряхнула головой, чтоб отогнать от себя этот нечаянный обморок, и даже ругнула себя тихонько: заигралась уже, матушка
Мам, ты чего? Встала, как вкопанная Вон переход, пошли давай! вернула ее в реальность нетерпеливая Олька.
Да-да, идем быстрее, опаздываем
Дверь им открыла мать раскрасневшаяся, улыбающаяся, в кокетливом голубом халатике с оборочками. В уютной прихожей расплывался накатывающий из кухни плотными густыми волнами умопомрачительный запах жарящейся с чесноком курицы, из комнаты громко доносился взвинченный до предела голос футбольного комментатора.
Раздевайтесь и проходите, Иван Ильич как раз свой футбол по телевизору досматривает подтолкнула она их, враз оробевших, к большим красивым дверям с цветными стеклышками. Идите, знакомьтесь, он сам мне велел вас пригласить!
Олька первой нерешительно потянула за круглую медную ручку, приоткрыла дверь и, просунув в образовавшуюся щель голову, скромно произнесла:
Здрассти
О-о-о, вы уже здесь, красавицы! А я не слышу ничего! поднялся из красивого полосатого кресла навстречу им плотный лысый мужчина в спортивном костюме. Давайте знакомиться! Меня Иваном Ильичом зовут А ты, наверное, Ксюша? обратился он к вконец смутившейся под взглядом его неожиданно ярких синих глаз Ксюше.
Да А это дочка моя, Оля тихо проговорила она, слегка поведя в Олькину сторону головой и одергивая непривычно короткую кофточку, которую Олька чуть не силой утром натянула на нее и в которой сама, будучи намного выше матери ростом, ходила «голопупой», строго следуя веяниям моды.
Очень, очень приятно! расплылся в улыбке Иван Ильич. Зиночка! Какие у тебя хорошие девочки! крикнул он в сторону кухни, подходя к дверям комнаты. Прямо обе девочки-припевочки!
Он подошел совсем близко, ласково приобнял их за талию и прижал на секунду к своему плотному телу. Заглянув сверху в Ксюшино лицо, обдал хитрющей и живой синевой смеющихся глаз. И ведь всего лишь чуть-чуть полежала эта большая теплая рука на худых ее ребрах, а она взяла и поплыла Сроду с ней такого не случалось! Как будто прожгло теплом все ее внутренности, и тепло это засопротивлялось, не желая выходить обратно, осталось там, внутри, щекоча и непонятно тревожа. Ей даже показалось, что на коже, под кофтой, обязательно должен остаться след от его ладони «Господи, стыд-то какой! с ужасом подумала она, глупо улыбаясь и моргая растерянно глазами. Никогда со мной такого не бывало! Аж дыхание пресеклось и лицо покраснело, наверное»
В комнату уже входила мать, неся на большом, небывалой красоты синем блюде огромную жареную курицу, обложенную со всех сторон дольками румяной запеченной картошки и свежей зеленью.
Ого, какая курица большая! повела носом вслед за блюдом Олька и громко проглотила слюну, осторожно-испуганно взглянув на мать, все утро читавшую ей лекции о правилах хорошего тона. Мам, ты чего? Что это с тобой?
А что? испуганно спросила Ксюша, хватаясь за щеки.
Ты красная вся такая
Да я стесняюсь просто! Сейчас пройдет
Это не курица, Оля, с досадой произнесла мать, пристраивая блюдо в центре накрытого посреди комнаты большого стола. Это индейка
Индейка?! округлила глаза Олька. Никогда в жизни не ела индейку! Вкусно, наверное
Ты красная вся такая
Да я стесняюсь просто! Сейчас пройдет
Это не курица, Оля, с досадой произнесла мать, пристраивая блюдо в центре накрытого посреди комнаты большого стола. Это индейка
Индейка?! округлила глаза Олька. Никогда в жизни не ела индейку! Вкусно, наверное
Девочки, за стол! За стол! легонько подтолкнул их Иван Ильич. Зиночка, а где вино?
Да они у меня совсем не пьют, Ваня! Я их в строгости воспитываю! поглаживая Ксюшино плечо и умильно улыбаясь, проговорила мать.
Так и я ж им водки не предлагаю! А настоящего грузинского вина за знакомство просто грех не выпить! Неси бутылку, Зин!
Вань, ну оно ж дорогое
Что значит дорогое? Не дороже гостей! Ты чего? К тебе ж дети пришли
Мать нехотя достала из красивого бара бутылку «Киндзмараули», поставила на стол. Сняв фартук, села рядом с Иваном Ильичом, продолжая растягивать губы в приличествующей случаю улыбке. Ксюша вдруг остро, всей кожей почувствовала ее раздражение, сидела, опустив плечи и с силой прижимая локти к бокам. Она всегда очень болезненно ощущала ее раздражение, оно выбивало своей плотной волной все мысли из головы, заставляло струной натягиваться мышцы, и в глотке сам собой появлялся комок ни подышать, ни поплакать