В одной руке дите держало согнутый под прямым углом кусок железной проволоки, а в другой — донельзя странное существо: черное, гладкокожее, прямоугольное, без конечностей, но с двумя большущими, расположенными друг над другом глазами. Тот, что повыше, был с бельмом, зато второй, вытаращенный, глазел вовсю. Еще отличала это существо премерзкая широкая ухмылка. Собственно, оно гораздо больше походило, скажем, на какой-нибудь ларчик, чем на живую тварь, и все-таки, без сомнения, было живым. Заметив чародея, оно вдруг страшно сверкнуло слепым глазом, издало долгий скрежещущий смешок, а потом… показало старику язык — тонкий, черный и прямоугольный. Никто и никогда не позволял себе такого в отношении почтенного чародея. Кипя от негодования, граничащего в тот миг с опасным бешенством, Наум вырвал у наглой твари язык, а великовозрастного любознатца приласкал посохом в лоб. Изгнав, таким образом, незваных гостей, старик осторожно заглянул в дыру.
Он смотрел сверху на удивительное помещение, не похожее ни на что, доселе им виденное. Просторное и светлое, оно было заставлено довольно нелепыми на вид вещами непонятного назначения. Многие из них жужжали, попискивали, потрескивали и разноцветно подмигивали. Они явно приходились сродни давешнему ручному наглецу.
Хозяин этого последнего, потирая лоб, замер у подножия стремянки, стоявшей как раз под дырой, и что-то лопотал, заметно заикаясь и указывая наверх своей проволочкой. Хамоватая зверушка безжизненно висела у него на плече, зацепившись длиннющим хвостом.
В помещении было еще четыре человека: две довольно бесстыдно одетые женщины (одна — очень даже ничего, как успел отметить про себя чародей, а вот вторую наряд только портил — эдакое безобразие не под всяким сарафаном спрячешь) и двое мужчин (это все-таки были взрослые мужчины, хоть и бритые, по примеру вязантов, до неприличия). Появление чародейского лица наверху произвело на них до крайности волнительное впечатление. А может, выражение этого лица? Так или иначе, все пятеро разом забегали, заговорили, принялись размахивать руками и тыкать пальцами в своих странных полуживых помощников, пробуждая их от дремоты. Потом все разом достали откуда-то наглых зверушек — вроде той, первой — и закрыли ими лица. Человек у стремянки предостерегающе вскрикнул, но его не послушали.
Новые зверушки были поменьше и, видно, чуть лучше воспитаны, по крайней мере, языков они показывать не стали. Но вот глазами засверкали так, что Наум чуть не ослеп. Тут до него дошло, что его пытаются сглазить (должно быть, эти зверушки были особой разновидностью карманных василисков), и он поспешно прочел — да что там, прокричал! — сильное охранное заклинание, убивающее нежить. Все загадочные предметы в помещении разом смолкли, и чародей, посохом свалив стремянку и погрозив всем кулаком, передвинул на дыру сундук. После чего, не давая себе роздыху, помчался на задний двор.
И очутился там очень даже вовремя: Упрям, как раз добился подходящей по силе молнии, и теперь спешил погасить весело полыхавший угол сарая. Получив посохом по макушке, он покорно предоставил учителю восстанавливать порядок, после чего был принужден ответить на неприятный вопрос: если одна молния потрачена на сарай, то куда ушли вторая и третья (работая в башне, Наум отчетливо слышал три громовых удара)?
Больших бед Упрям, как выяснилось, не натворил, но и совсем без них обойтись не сумел. Вторая молния спалила копну прошлогоднего сена на боярском лугу, а третья разворотила старый мост через Кудрявку.